«Отдельное не существует иначе, как в той связи, которая ведёт к общему. Общее существует лишь в отдельном, через отдельное. Всякое отдельное есть общее (так или иначе). Всякое общее есть частичка (или сторона или сущность) отдельного. Всякое общее лишь приблизительно охватывает все отдельные предметы. Всякое отдельное неполно входит в общее и т. д. и т. д. Всякое отдельное тысячами переходов связано с другого роде отдельного (вещами, явлениями, процессами)»[128].
Но тут как раз нас и может подразнить сократовская ирония. Как же так? Ведь, только что вы клялись богатством диалектических абстракций, а теперь сами говорите о их неполноте! И не в том смысле, что познание в каждый данный момент конечно и что оно бесконечно и полно лишь в вечности, а в другом, более прозаическом: общее теперь у вас неполно и по отношению к тому что вы знаете, т. е. что вам реально доступно так или иначе, о чём вы можете говорить!
Здесь действительно нужно сделать одно существенное пояснение. Диалектическое понятие есть всё же известное сокращение, конденсация «Abbreviatur». Богатство конкретных определений в нём, так сказать, дремлет, оно заключено в нём потенциально, оно должно быть развито. Грубо говоря: диалектическое понятие капитала не может заменить всех трёх томов «Капитала», и совершенно комично требование, чтоб оно их заменило. Легка была бы наука, философия, мышление вообще, если бы это было иначе!.. В данной связи есть ещё один любопытный вопрос, заслуживающий пристального внимания.
В «Философии Природы» Гегеля мы встречаем такое место:
«Если и эмпирическое естествознание подобно философии природы также пользуется категорией всеобщности, то оно всё же часто колеблется, приписывать ли этой категории объективное или субъективное значение. Часто нам приходится слышать, что классы и порядки устанавливаются только для целей познания. Это колебание оказывается далее ещё и во взгляде, что признаки предметов отыскиваются нами не в том убеждении, что они представляют собою существенные объективные определения вещей, а лишь в целях нашего удобства (sic![129]), так как по этим признакам мы легко распознаем вещи. Если бы существенные признаки были только значками (sic!) для распознавания и ничего больше, то можно было бы, например, сказать, что признаком человека служит мочка уха, которой никакое другое животное не обладает. Но здесь мы сразу чувствуем, что такого определения недостаточно для познания существенного в человеке… Соглашаются с тем, что роды представляют собой не только общими признаками, а являются подлинной внутренней сущностью самих предметов; и точно так же порядки служат не только для облегчения нам обзора животных, но представляют собой лестницы самой природы»[130] (курс. наш. Авт.).
В «Энциклопедии» тоже есть места, где общее, закон, эквивалентно роду (отсюда «родовое понятие»). Эта традиция идёт ещё от Платона (см. Ист. Фил. Гегеля, Ⅱ т.). Здесь, однако, включена и особая проблема, не совпадающая с тем, о чем говорилось выше. В самом деле, можно ли трактовать, например, понятие человеческого вида, homo sapiens, только как абстракцию «человека вообще», наподобие «стола вообще», «стула вообще»? Или здесь есть нечто особое? И, если есть, то что? Здесь есть особое, и при том крайне существенное, а именно: понятие человеческого вида (ступень в «лестнице самой природы») есть собирательное понятие, которому соответствует в объективной действительности реальная совокупность тесно связанных между собою, взаимодействующих индивидуумов, представляющих живое единство, не «существо», аналогичное животному индивидууму, а единство специфическое, единство sui generis[131], отдельные части которого умирают, другие возникают, и в целом налицо во времени меняющийся биологический вид. Тут понятию вида соответствует определённая реальность. Точно так же обстоит дело и с другими собирательными понятиями, если им соответствует не просто мысленная (например статистическая, математическая), а реальная совокупность. Например, под материей можно разуметь совокупность всех материй в их взаимной связи, переходах, превращениях. Это собирательное понятие материи, включающее все качественные особенности, все отдельные виды, все связи и процессы, соответствует объективной реальности. Здесь мышление шло тоже от единичного к общему, от конкретного к абстрактному. Но общее здесь само единичное, единичное второго порядка, единое и многое, новое, индивидуальное, реальное единство, реальная совокупность. Поэтому спор относительно объективной реальности вида отнюдь не есть простое повторение спора между «номинализмом» и «реализмом». Вид существует не как отдельные черты отдельных животных, но как их текучая совокупность. Синтетическая функция познания (отдельная черта, грань диалектического метода, который есть и синтез и анализ одновременно) состоит здесь не только в объединении определённых черт и свойств, аналитически обработанных, но и в объединении (мыслительном) индивидуумов, реально связанных в реальной жизни и этой связью противопоставленных «другому» (другим видам, внешней среде и т. д.).
130
Бухарин цитирует по памяти. Правильно:
«…соглашаются с тем, что роды представляют собою не только совокупность сходных признаков, созданную нами абстракцию, что они обладают не только общими признаками, а являются подлинной внутренней сущностью самих предметов; и точно также порядки служат не только для облегчения нам обзора животных, но и представляют собой ступени лестницы самой природы» (Гегель. Сочинения.— М.-Л. 1934, т. Ⅱ. С. 15).