Если человек есть продукт природы и её часть; если он имеет биологическую основу, снятую (но отнюдь не уничтоженную!) его общественным бытием; если он — сам природная величина и продукт природы, и живёт в природе (как бы его ни отгораживали определённые общественно-исторические условия жизни и т. н. «искусственная среда»), то что же удивительного в том, что он сопереживает ритмику природы и её циклы? Речь здесь идёт не об интеллектуальном познании, не о практическом или познавательном овладении природой, когда ей, природе, общественно-исторический человек противопоставлен, как субъект, как относительно антагоническое начало, как покоритель и укротитель, активно-творческая сила, противостоящая стихиям природы и органическому нечеловеческому миру. Речь идёт здесь о человеке в его слитности с природой, от связи, антропоморфический[140] выражаясь, в его солидарности с природой, в его симпатических с нею интимно-природных отношениях. Разве не переживает каждый человек цикл своего собственного развития, как органического, природного, биологического (младенчество, юность, древность, старость)? Разве не переживает человек цикл оборота земли вокруг своей оси, со сменами дня и ночи, бодрствования и сна? Разве не переживает человек, как природная величина, и круговорота земли вокруг солнца, со сменами времён года, когда весной токи крови его циркулируют по-весеннему? Разве все эти великие циклы, круги, ритмы, пульсация земли и Космоса не сопереживаются органически, так сказать, кровью? Здесь нет ровно никакой мистики, как нет мистики в весеннем спаривании животных или в удивительных перелётах птиц или в переселении мышей перед землетрясениями. Чем ближе стоит человек непосредственно к природе, тем «природнее» и непосредственнее он сопереживает её ход. По этому поводу и Гегель замечает:
«Первобытные племена ощущают ход природы, но дух превращает ночь в день».
Общественные закономерности развития трансформируют эти натуральные отношения, видоизменяя их, сообщают им новые формы, но не уничтожают их. Урбанистический человек отъединён от природы, но не до конца, и весна, и молодость сублимируются у него в лирической поэзии; эротика исторического человека принимает общественно-обусловленные формы, и любовь средневекового рыцаря, современного буржуа и социалистического тракториста весьма различна; но её биологическая основа остаётся, и весна есть весна. У человека налицо чувство связи с природой в разнообразнейших формах, и тоска горожанина по солнцу, зелени, цветам, звёздам — не случайна. Биологически человек «наслаждается» природой точно так же, как он ест растения и животных и наслаждается едой, питьём или удовлетворением инстинкта размножения. Ветер, солнце, лес, вода, горный воздух, море — в известной мере и предпосылки создания corpus sanum[141], в котором mens sana[142]. Это есть тоже своеобразное потребление природы, если будет разрешено употребить такой термин.
Во всех таких процессах и лежит основа эмоциональной связи между человеком и природой. Но человек не есть «человек вообще»: он общественный, общественно-исторический человек. Поэтому эта основа по-разному, в зависимости от общественной психологии и типа мышления (конкретно-исторического, с его идеологиями) в высокой мере «осложняет» эту первозданную основу (например, религиозная оболочка, поэтически-метафорическая оболочка, расширение знаний о мире и осознание вечности, бесконечности мира, его движения, его великой диалектики). Так природа может эмоционально-мистически переживаться, как божество; или как великое Всё; или как «Мать-Сыра-Земля»; более узко, геоморфически; более широко, гелиоцентрически; максимально-широко, как Универсум и т. д. Художественное восприятие и созерцание переходит в мышление и обратно, ибо эмоционально-аффективная жизнь не изолированна и не есть отдельная духовная субстанция. С этой точки зрения можно было бы анализировать и древнегреческий «Эрос».
140
Антропоморфизм — (от антропо- и греч. morphos — форма, вид), уподобление человеку, наделение человеческими свойствами (напр. сознанием) предметов и явлений неживой природы, небесных тел, животных, мифических существ.