Всякое целое, совокупность, «Totalität», он имел тенденцию рассматривать, как механический агрегат, который отличается от любого другого агрегата числом и пространственным положением составляющих его атомов. При этом упускалось из виду, что на самом деле целое не есть агрегат, и не равняется куче своих составных частей, его сумме. Даже солнечная система не есть сумма тел, а при наличии особого типа связи, специфическое единство. В живом, органическом, теле разъединение его на части превращает это целое в труп, и ещё Аристотель прекрасно выяснил этот вопрос, хотя и подвёл его под крышу идеалистической «энтелехии» (об этом позднее). В органическом мире, следовательно, налицо новое качество и новая целостность. Точно также и общество, есть нечто отличное от вида «человек», отличается от него специфическими свойствами, качествами, закономерностями. Это все совершенно объективные, независимо от субъекта существующие качества и особые качественно различные «целокупности».
Если материя качественно различна, то и ее движение, «законы движения», тоже различны и не разложимы просто на моменты механического движения. Здесь несколько нужно задержаться. Обычно при обсуждении вопроса о «редукции» обнаруживаются такого рода контроверзы: одна сторона говорит, что у другой, протестующей против сводимости, остаётся мистический осадок, неразложимый residuum[238], который, например, в биологии и есть «энтелехия», мистическая vis vitalis, «жизненная сила» и т. д.; другая — упрекнёт своих противников в отрицании качественной специфичности, т. е. в основном грехе механического материализма. В действительности вопрос разрешается довольно просто. Новое качество вовсе не есть прибавка к свойствам прежних элементов, взятых в новой связи; оно не рядоположно с ними; оно не может быть поставлено в одну шеренгу. Оно есть функция особым образом связанных моментов. Если эта связь разрушается, разрушается и эта функция, ни для какого residuuma места здесь нет. «Составные» моменты существуют в новой целокупности, но в снятом виде, выражаясь гегельским языком: они стали превращёнными моментами нового целого, а не просто втиснутыми в него, как картошка в мешок.
Даже в столь излюбленной механическим материализмом области, как математика, качество играет и в весьма высоких областях огромную роль: например, переход от конечных величин к бесконечным, к которым уже неприменим целый ряд понятий, превосходно приложимых к величинам конечным.
В связи с этим стоит и другой вопиющий недостаток механического материализма: он не видит развития, он антиисторичен. В самом деле, если любое единство есть механическое плоское единство, а не диалектическое, не противоречивое, не переходящее в новое качество (онтологически, в действительном бытии), то тем самым делается невозможным истинное понимание развития, которое и состоит в становлении «нового» и исчезновении «старого». Поэтому, например, в утончённом варианте или проявлении механического материализма, в пресловутой «теории равновесия» дана, например, грубо-механическая трактовка производственных отношений (координация материальных «живых машин» на трудовом поле — точно общественная материя, это то же самое, что материя в физике!), а с другой — исходным пунктом взято равновесие (хотя и подвижное!), тогда как равновесие вообще можно рассматривать лишь как частный случай движения. Французский материализм ⅩⅧ века был рационалистичен, связан с представлением об «естественном состоянии», об «общественном договоре», совершенно не понимал действительных движущих сил истории и трактовал грехи настоящего, как результат злоупотреблений или «непонимания» естественных и вечных законов (loi naturelle). Законы природы и законы общества у него были не историческими, меняющими, преходящими, выражающими (в разных масштабах времени и пространства) преходящие процессы, а вечными и неизменными соотношениями наподобие геометрических теорем в обычной их трактовке. Натуралистическая трактовка общественного закона, неизбежно связанная с рационалистически-статическим, т. е. метафизическим, т. е. антидиалектическим, его пониманием, вытекала, как это очевидно после вышеизложенного, из всей концепции механического материализма.