люди в состоянии сукр высказывают мысли, противоречащие
философскому учению ислама, остальные мусульмане относятся
к ним до такой степени снисходительно, что Газали пытается
даже обосновать тезис об абсолютной чистоте Мансура б. По утверждению Газали, Мансуру принадлежало лишь одно высказывание, но оно не привело к появлению какого-либо направления мысли либо религии; и основателем вероучения Мансур не
стал. Ибн Хазм, который жил, возможно, на столетие позже его, со всеми подробностями описал движение последователей Ман-
180
сура, заявив, что тот возглавлял некую партию. В настоящее
время во Франции опубликовано исследование, посвященное
этому течению; будет время — я познакомлю читателей газеты с
содержанием этого труда 7.
Я чрезвычайно высоко ценю Хафиза как поэта и во всем, что касается искусства. Другие поэты не могут выразить мысль
и целой газелью, Хаджи Хафиз же выражает ее одним словом, ибо ему ведомы все тайны человеческой души. Однако чтобы
объективно оценить творчество какого-либо поэта с точки зрения его индивидуального и национального значения, нужны определенные критерии. По-моему, одним из них может служить
установление того, споспешествуют ли стихи осуществлению
жизненных целей. Если да, то стихи хорошие, если же они препятствуют этому пли ведут к ослаблению или принижению
жизненной силы, то автор их наносит ущерб народному делу.
Каждый поэт в меру своих возможностей приукрашивает явления, мысли, мнения и устремления, делая их доступными восприятию. Поэзия, по определению, должна привлекать сердца — независимо от того, касается ли это предметов или целей.
В таком смысле каждый поэт — волшебник. Разница лишь в том, что кому-то волшебство удается хуже, а кому-то лучше. И, конечно, Хаджи Хафиз — самый великий волшебник. Однако следует посмотреть, какие мысли, настроения и цели в его поэзии
выступают ведущими. Ответ на это дан выше. Коротко говоря, он отдает предпочтение всему, что противоречит целям жизни, более того, наносит ей ущерб. Настроения, которые, на взгляд
Хафиза, должны найти отклик в сердцах читателей, т. е. ориентированные на индивида, живущего в определенных временных
и социальных условиях, представляют большую опасность.
Хафиз призывает к смерти, и она благодаря его совершенному искусству предстает в его произведениях желанной — настолько, что умирающий не ощущает боли:
Ты вонзила ланцет в сердце, чтобы охладить сердце, Пусть с помощью ланцета станет сладостным лик смерти!
Те, кто полагает, что я намерен изобразить Хафиза развратником и пьяницей, впадают в грубую ошибку. Мне нет дела до
его частной жизни. Моя задача состоит лишь в критическом
разборе ряда положений, которые приписывают ему как суфийскому поэту. Но и в моей поэтической критике лексика преимущественно заимствована из Дивана Хафиза. Нет сомнения, что
в Диване есть и такие стихи, которые помогают отстоять истину; моим оппонентам хочу напомнить, что Хафиз Ширази был
мусульманином, и все фибры его души были исполнены исламом. Но разве можно допустить, что идеи вахдат ал-вуджуд не
повлияли на его воззрения? В то же время писать такие стихи, какие создавал он, едва ли было возможно, если бы ему никогда не удавалось выйти из состояния опьянения. Хаким Фероз
ад-Дин Туграи привел множество стихов подобного рода в сво-
181
ем трактате «Лисан ал-гайб» и выдает себя за противника моих
взглядов 8. На деле же он подкрепил мою главную мысль. Если
он вдумается, ему станет понятной та очевидная истина, что в
целом мировоззрение Хафиза зиждется на идее опьянения
(суйр), а не трезвости. Критический же подход предполагает
рассмотрение его воззрений в целом.
Статья получилась чересчур длинной, и я хочу закончить ее-
притчей. Хотя это и анекдот, людям мыслящим он может послужить поводом к размышлению.
Мой друг Мунши Мухаммаддин Фаук издатель журнала
«Тарикат» спросил меня как-то: «Что ты имеешь против Хафиза?» Как издатель журнала «Тарикат» он является последователем суфизма. Тогда я не успел ответить на его вопрос: времени
было мало, а тема — сложная. Речь шла об общих проблемах
суфизма. Спустя некоторое время он прислал мне для ознакомления свое новое произведение — «Экстатический ланцет»
(«Видждани наштар»), и оказалось, что ответ на вопрос заключен в его собственном сочинении. На стр. 94 он пишет: «Ауранг-
зеб (Аламгир) был падишахом весьма благочестивым. Однажды
он приказал выдать замуж всех таваиф 9, назначил срок и повелел посадить на корабль и утопить в море тех женщин, кого за
этот период не удастся выдать замуж. Множество свадеб было
сыграно, однако еще больше оказалось таких таваиф, которым
грозила смерть. Оставался всего день до назначенного срока, и
уже был приготовлен корабль. А тогда в Дели проживал шейх
Калимулла Джаханабади. Одна очень красивая молодая таваиф каждый день приходила его приветствовать. Когда он прерывал свои благочестивые занятия, она, сложив руки в приветственном жесте, останавливалась перед ним и, едва шейх поднимал глаза, здоровалась и уходила. На сей раз она после
приветствия обратилась к шейху со словами: „Примите последний салам вашей служанки”. Поняв в чем дело, шейх произнес: „Когда все начнется, заставь своих товарок выучить стих Хафиза:
В обитель благочестия меня не впустили.
Если Ты не одобряешь этого, измени предопределение!
Как поведут вас к морю, начинайте петь этот стих громкими
голосами”.
Таваиф выучили слова и, когда их повели на корабль, с невыразимой мукой и страстью принялись распевать эти строки.
Сердца обливались кровью у всех, кто слышал их пение. Когда
оно коснулось слуха Аурангзеба, напала на него тревога, и охватило его какое-то неизъяснимое волнение, и повелел он отменить приказ».
Пет сомнения, что Мунши Мухаммаддин Фаук объявляет
достоинством Хафиза то, что, с моей точки зрения, является его
пороком. Порок этот я вижу в том, что колдовские чары поэзии Хафиза оказали (несмотря на все изящество рассказанной
выше истории) роковое, ослабляющее воздействие на благоче-
182
стивого и благонамеренного падишаха, установившего истинно
исламское правление и пытавшегося запретом проституции
смыть с мусульманского общества это позорное пятно; он не
смог до конца выполнить свои религиозные обязанности. И если
бы Лурангзеб (Аламгир) поступил бы по отношению к Дара
Шикоху так, как советовал Хафиз,— «с врагами учтиво», то
Индия никогда не увидела бы истинно исламского правления
(т. е. правления Аурангзеба.— Н. П.).
Надеюсь, что статья позволит Вашим читателям ознакомиться с моими взглядами, и в этом смысле изучение мусульманской
литературы принесет свои плоды.
ОТВЕТ НА ВОЗРАЖЕНИЯ
ПО ПОВОДУ ПРЕДИСЛОВИЯ К «ТАИНСТВАМ ЛИЧНОСТИ»
(Ответ Хаджи Хасану Низами)
Мне хорошо известно, что Вы почитаете ислам и пророка.
Так как же могло случиться, что Вы отрицаете исламские истины… О моем отношении к суфизму Вы тоже хорошо осведомлены: по своей природе и по семейной традиции я склонен к мистицизму, а после изучения западной философии эта склонность
еще усилилась, поскольку европейская философия в целом ориентирована на пантеизм (вахдат ал-вуджуд). По благодаря Корану и упорному изучению истории ислама я понял свои заблуждения; ради Корана я отказался от прежних ошибочных
взглядов, хотя для этой цели мне пришлось предпринять поистине духовный и душевный джихад против собственной природы
и наследственных склонностей.
Я обязательно напишу статьи об аскетизме и исламе, однако
лишь после того, как отвечу Вам. Аскетизм характерен не только для христианства, но и для любого вероучения, и везде, где