Л.Витгенштейн показал, что использование языка для выражения ментальных состояний или ощущений паразитирует на предварительном овладении теми частями языка, которые связаны с общим (интерсубъективным) и физическим.
Поскольку сам аргумент против возможности индивидуального языка может быть понят только в рамках более широкой концепции "следования правилу", то все, что подводит к этой теме и является результатом ее применения, создает единство работы Витгенштейна. Вокруг этой темы группируются философские исследования в логике, математике, психологии, языке и мышлении. "Хотя эти исследования не объединены как конституэты научной теории, они являются элементами единого видения мира, связанные вместе общим духом. Поэтому не удивительно, что это осталось непонятым, а также отрицается философами, которые рассматривают свой предмет как расширение науки, как поиск теорий языка, теорий мышления, теорий онтологии"[159], т.е. теми философами, которые придерживаются натуралистической ориентации и современными "философами языка".
Наконец, следует отметить, что и постаналитическая тенденция опирается на философию Л.Витгенштейна. С точки зрения Р.Рорти, идеи Витгенштейна составляют фундамент совершенно новой философии, которая придет на смену аналитической. Ее отличие состоит в том, что она отказывается от поиска истины, т.е. эпистемология исключается из философии. Образ философии, ориентированной на теорию познания, Рорти характеризует как картезианско-кантовский. "Аналитическая философия является новым вариантом кантианства; она отличается прежде всего тем, что представление понимается не как ментальное, а как языковая деятельность; и не трансцендентальная критика, а философия языка принимается за дисциплину, которая обеспечивает основания познания. Подчеркивание ею роли языка в действительности не изменяет картезианско-кантовской проблематики и не способствует новому пониманию философии"[160].
Сегодня, по мнению Рорти, можно говорить о первых шагах "революции" (в куновском смысле) в философии, сделанных Л.Витгенштейном, М.Хайдеггером и Дж.Дьюи. Все они уже в первых своих работах предприняли попытки найти новые возможности философии. Витгенштейн пытался сформулировать новую теорию отображения, порывающую с традиционным ментализмом; Хайдеггер - найти новые философские категории, не относящиеся ни к науке, ни к эпистемологии, которые не имели бы отношения к картезианским поискам достоверности. Дьюи пытался дать натуралистическую версию исторического видения Гегеля. В поздних работах они разрывали с кантовской традицией. Рорти утверждает, что он принял от них не только общую установку, но и методологию, методологию "терапии". Вместо создания новых альтернативных эпистемологий они стремились к тому, чтобы вызвать у читателя желание ставить вопросы о мотивации самого философствования. Они устраняли эпистемологию и метафизику как возможные дисциплины. Рорти рассматривает новые явления в развитии аналитической философии 80-х годов с точки зрения этой антикартезианской и антикантовской революции. "Предлагаемая терапия снимает любые конструктивные усилия аналитического философа, систематические исследования которого я ставлю под сомнение"[161]. Под критику Р.Рорти попадают У.Селларс, Д.Дэвидсон, У.Куайн, Г.Райл, Т.Кун, Х.Патнем, которых он считает систематическими философами. Так ни Куайн, ни Селларс, по мнению Рорти, не дадут новой лучшей эпистемологии; самое большее, они покажут, как вещь может быть представлена, когда нет необходимости в самоограничении рамками требований в обосновании. Критика этими философами эмпиристской эпистемологии оценивается Рорти как отмирание фундаменталистской теории познания. Появилась надежда, говорит он, что эта пустота, образовавшаяся после устранения эпистемологии, уже вновь не будет заполнена: "Наша культура превращается в такую культуру, в которой потребность в ограничении философии больше не чувствуется"[162]. Рорти при этом осознает, что оспаривая необходимость фундамента знания, который обеспечил бы основания наук, он тем самым ставит под угрозу идею философии как хранительницы рациональности.
Сегодня трудно себе представить, что философия может существовать без эпистемологии, настолько тесно самосознание философии связано с кантовской трактовкой. Поэтому Рорти стремится разрушить классическое представление о человеке как познающем субъекте. Здесь Рорти вводит понятие герменевтики, как его использовал Х.-Г.Гадамер, заменивший познание понятием "обучения". "Обучающая философия", по Рорти, направлена против нормальной философии, т.е. систематической философии с эпистемологией в своей основе.
160