Фулканелли
Философские обители
и связь герметической символики с сакральным искусством и эзотерикой Великого Делания
в сопровождении предисловий к первым трём изданиям, выполненных ЭЖЕНОМ КАНСЕЛЬЕ,
иллюстраций Жюльена Шампаня и новых фотографий
Олег Фомин. Неузнанный король священного искусства
«Философские Обители» — пожалуй, самая лучшая книга из числа тех, что когда-либо были написаны о алхимии. Во-первых, ни у кого из исследователей этой древней и вечно юной дисциплины не вызывает сомнений, что Фулканелли (каково бы ни было его настоящее имя) подлинный Адепт, а следовательно, в его трудах содержатся намёки, пользуясь которыми сведущий искатель, расшифровав причудливую вязь символов и аллегорий, сможет догадаться, о каких же собственно субстанциях и процессах идёт речь, особенно учитывая то, что легендарный Мастер более чем щедр и скован лишь необходимостью хранить молчание по поводу действительно важнейших вещей, но даже и здесь он с подлинным милосердием даёт шанс возлюбленным науки обнаружить ключ к Великому Деланию. Во-вторых, «Философские Обители» поистине энциклопедичны. Об этом можно судить хотя бы по названиям глав первой части книги.
Труды о алхимии, как правило, посвящены либо непосредственно описанию различных сторон Великого Делания, либо истории алхимии. Первые, собственно, и есть алхимические трактаты таких Мастеров, как Альберт Великий, Раймонд Луллий, Николай Фламель, Василий Валентин, Космополит, Михаил Майер и немногих других. Отчасти сюда можно также присовокупить «беллетристические» иносказания Адептов — Франсуа Рабле, Савиньёна де Сирано Бержерака, Валентина Андреэ. Вторые написаны не-Адептами, и задача у них несколько отличная: рассказать о драматической судьбе алхимиков прошлого с попыткой «перевести на обычный язык» их символы и теории (Жак Саду), выявить структуру мифо-герметического языка с религиоведческой точки зрения (Мирча Элиаде), показать психологические аспекты философской практики (Карл-Густав Юнг).
«Философские Обители» сочетают и то, и другое. Разумеется, перед нами не механическое сочленение, а естественное и органическое единство. Читая эту удивительную книгу, не перестаёшь задаваться вопросом: что это, алхимический трактат или культурологические штудии? Фулканелли последовательно повествует об истории алхимии, этимологии самого этого понятия, герметическом символизме памятников архитектуры. Не скупясь на подробности, описывает он убранство алхимической лаборатории, чётко разводит алхимические и спагирические методы и задачи, рассказывает о секретном языке алхимиков — герметической кабале, иногда именуемой корнесловием. И только после этого увлекательнеишего дискурса переходит непосредственно к описанию философских Обителей.
Что в понимании Фулканелли есть «философская Обитель»? На первый взгляд может показаться, что речь здесь идёт о святых обителях, где отрешившиеся от земной суеты монахи трудятся у печей, сплошь покрытых изразцами герметического содержания. Ora et labora… Однако «философской Обителью» для Фулканелли может быть совершенно всё что угодно. Эжен Канселье, ученик великого и, возможно, последнего Мастера в предисловии к третьему изданию книги в частности написал: «Под философской обителью Фулканелли понимал всякое символическое вместилище герметической Истины, независимо от его природы и размеров. Например, крохотную изящную вещицу в витрине, живописную деталь на листе или картине, архитектурный памятник или какую-либо его часть, развалины, жилище, замок или церковь, взятые во всей их целостности». Одним словом, философская обитель — это место, где обитает алхимическое знание. Впрочем, Евгений Головин предлагает перевод: «Философские Дворцы», что имеет свой резон: в «Готических соборах» речь идёт о культовых сооружениях, а в этой книге — о «гражданской» архитектуре (дворцах, домах или усадьбах). Однако под понятие «дворца» не подпадают ни солнечные часы, описываемые Фулканелли, ни скульптурная группа в усыпальнице Франциска II. Поэтому если «обители» и менее точный, зато более подходящий вариант.
О Фулканелли написано уже достаточно, чтобы нам здесь не повторяться. Скажем лишь самое необходимое, особенно учитывая то, что о Мастере и не так уж много известно. Его инкогнито поднимало и продолжает поднимать толки о том, кем же на самом деле был Фулканелли. Говорили, что это собственно Эжен Канселье (но даже несхожесть стилей обоих авторов опровергает подобную догадку), назывался также Жан-Жюльен Шампань, проиллюстрировавший «Готические соборы» (однако непонятно, зачем было Шампаню, «Апостолу герметической науки», а именно такие слова написаны на его надгробии, брать себе псевдоним), кое-кто считал, что Фулканелли — это Пьер Дюжоль (при этом не бралось в расчёт, что у Дюжоля уже был псевдоним — Магафон). Известны и другие версии, ещё менее состоятельные. Однако сколь бы бесплодной ни была попытка поднять завесу над этой тайной, при внимательном чтении «Философских Обителей» бросается в глаза одна деталь, которая, возможно, и заставила отождествлять неизвестного Мастера с Пьером Дюжолем (Валуа). Как справедливо отметили внимательные читатели, Фулканелли не раз выказывает явные симпатии древней династии Валуа, ведущей происхождение ещё от кельтских властелинов. При этом Мастер достаточно бесцеремонно, приводя кабалистические прибаутки, пишет о Меровингах — и совсем уничижительно о более поздних французских королевских фамилиях. От нашего взгляда не укрылось и то, что во второй части «Философских Обителей», в главе «Стражи при теле Франциска II, герцога Бретонского» Фулканелли буквально-таки осыпает похвалами жену Карла VIII (Валуа) и Людовика XII (Валуа) Анну Бретонскую (опять-таки Валуа). Эта глава показывает нам, что Мастер хорошо умел не только отыскать философскую обитель, но и придать статус таковой любому памятнику старой Франции. Чрезмерное восхищение Мастера вкупе с указанным обстоятельством наводит на мысль, что он и сам был из рода Валуа. Впрочем, это не более чем догадка.
О Фулканелли часто говорят: «он не умер». Таинственный Адепт, скрывавшийся за псевдонимом Фулканелли, стал в XX веке таким же мифом, как в своё время Николай Фламель. Фулканелли исчез во время Второй мировой войны, а потом, много лет спустя, повстречался своему ученику Эжену Канселье в Испании. Видели его и другие. Фулканелли предсказал появление атомной бомбы, поэтому после войны его разыскивали спецслужбы. Разумеется, безуспешно. Может быть, и сейчас он, неузнанный Король священного Искусства, скитается в нашем дольнем мире, тайно направляя истинных сынов ведения к миру горнему? Бог весть.
«Философские Обители» — особенно финал книги — окрашены в апокалиптические тона. Однако Фулканелли никого не собирается стращать. Он всего лишь напоминает о том, что всему положен свой предел и срок. Вслед за смертью, с которой, по словам Мастера, как раз и начинается Великое Делание, неизменно приходит воскресение.
Олег Фомин
Красногорск, лето 2003
Необходимые замечания
Написанные Адептами алхимические трактаты, как старые, так и новые, крайне трудны, если вообще возможны для перевода. Отсюда многочисленные нарекания знатоков и любителей алхимии по поводу каждого нового переводного издания на эту тему. Существует даже мнение (Е. Головин), согласно которому переводы алхимических трудов бессмысленны, ничего не дадут практикующему и могут быть использованы лишь для ознакомления, вслед за чем непременно должно последовать чтение в оригинале.
Дело в том, что подобного рода книги основаны на так называемой фонетической кабале, особом языке посвящённых. Анаграммы, паронимические аттракции, ребусы составляют если и не сущностное их зерно, то по крайней мере являются открытыми (для сведущего) вратами к их пониманию. К тому же каждый переводчик алхимических трудов, будучи в той или иной мере знатоком священной дисциплины, имеет склонность переводить те или иные понятия (например, первая материя, масло стекла, сульфур), а также любые неоднозначные словесные обороты и конструкции в соответствии с собственным своим пониманием и представлением. Но кто из этих переводчиков осмелится назвать себя Адептом? Руководствуясь таковыми соображениями, пускай и чрезмерно утяжелив перевод, мы снабдили практически все (за исключением тех случаев, где они от раза к разу в одном и том же контексте повторяются) понятия, имена и обороты написанием оригинала, то есть помимо перевода привели в скобках, по мере необходимости, исходный текст. Таким образом, перед нами практически оригинальный текст труда Фулканелли, связанный русскими грамматическими и синтаксическими конструкциями.