Но тут нам следует остановиться и умолкнуть по примеру Николя Валуа и Кверцетануса, единственных, насколько нам известно, раскрывших, что надо понимать под определением Серы, золота и герметического солнца.
Луи д’Эстиссак
Своей таинственной стороной поворачивается к нам в одном из своих произведений исторический персонаж Луи д'Эстиссак. Человек, принадлежащий к высшей знати, он предстаёт перед нами практикующим алхимиком и Адептом, одним из наилучших знатоков герметических арканов.
Как он им стал? Кто преподал ему — изустно, разумеется, — начатки нашей науки? Точно нам это не известно, всё же мы думаем, что к его инициации приложил руку знаменитый врач и философ Франсуа Рабле[171]. Родившийся в 1507 г. Луи д'Эстиссак был родным племянником Жоффруа д'Эстиссака, настоятеля бенедиктинского монастыря в Майзе, и жил в доме дяди в Лигюже (департамент Вьенна) недалеко от аббатства. Между тем, Жоффруа д'Эстиссак поддерживал с Рабле самые тесные дружеские отношения. В 1525 г., как сообщает Клузо[172], наш философ находился в Лигюже в качестве помощника «на службе» у Жоффруа д'Эстиссака. «Жан Буше, — добавляет Клузо, — доверенное лицо настоятеля и поэт, который так подробно описывает жизнь в Лигюже, в доме его преподобия, к сожалению, не уточняет, в чём, собственно, заключались функции Рабле. Был ли Рабле секретарём прелата? Вполне возможно. Но почему не наставником его племянника Луи д'Эстиссака, ведь тому исполнилось тогда лишь восемнадцать лет, а женился он только в 1527 г.? Автор Гаргантюа и Пантагрюэля приводит такие подробности о воспитании своих героев, что невольно начинаешь думать, что его познания в этой области не просто теоретические, а результат предшествующей практической деятельности». Впрочем, Рабле, как кажется, никогда не оставлял заботой своего нового друга — может быть, ученика, — так, 1536 г., пишет Клузо, он присылает из Рима госпоже д'Эстиссак, молодой племяннице епископа «лекарственные растения и множество любопытных безделушек», привезённых с Кипра, из Кандии, из Константинополя. А в 1550 г., преследуемый ненавистью врагов, наш философ приезжает в замок Кулонж-сюр-Отиз, — названный в Четвёртой книге Пантагрюэля Кулонж-ле-Руайю, — искать убежища у Луи д'Эстиссака, наследовавшего покровителю Рабле, епископу Майзе.
Как бы то ни было, всё это наводит на мысль, что в XVI и XVII вв. поиски философского камня велись значительно более активно, чем принято считать теперь, и что его счастливые обладатели составляли среди спагириков отнюдь не ничтожное меньшинство. А если они нам неизвестны, то не столько из-за отсутствия соответствующих документов, сколько из-за нашего невежества в области традиционных символов, не позволяющего нам распознать их. Вполне вероятно, что, закрывая своими указами от 1537 г. типографии, Франциск I оказался главным виновником того, что от XVI в. до нас дошло мизерное количество алхимических трудов, и невольным инициатором нового скачка в развитии символики, достойного лучшей поры средневековья. Камень заступил место пергамента, и скульптурное убранство подхватило эстафету у запрещённых книг. Этому временному возвращению от книг к памятникам архитектуры, от аллегорий на бумаге к притчам, запечатлённым в камне, мы обязаны как рядом шедевров, так и реальным интересом к изучению алхимических мотивов в произведениях искусства.
Уже средневековые Мастера, чьи трактаты дошли до нас, любили украшать свои дома герметическими знаками и изображениями. При жизни Жана Астрюка[173], врача Людовика XV, примерно в 1720 г. в Монпелье на улице Канно напротив монастыря Капуцинов стоял дом, который в 1280 г. то ли принадлежал Мастеру Арнольду из Виллановы, то ли служил ему жилищем. Над дверью дома было два барельефа: один с рыкающим львом, другой — с драконом, кусающим себя за хвост, — известными эмблемами Великого Делания. Дом разрушили в 1755 г. В 1296 г. ученик Арнольда Раймонд Луллий приехал из Рима в Милан, где намеревался продолжить свои философские изыскания. Ещё в XVIII в. в этом городе показывали дом, где работал Луллий. Как явствует из трактата Боррихиуса О происхождении и достижениях химии, вход в дом Луллия украшали иероглифические фигуры алхимической науки[174]. Известно, что на жилищах, церквах, больницах, возведённых Николаем Фламелем, также можно было увидеть образы священного Искусства. Его собственное обиталище, так называемую усадьбу Фламеля, построенную в 1376 г. на улице Мариво близ церкви Сен-Жак, украшали, как свидетельствует хронист, «покрытые позолотой сцены и эмблемы».
Современник Рабле, Дионисия Захария и Жана Лальмана Луи д'Эстиссак также задумал посвятить своё жилище любимой науке. В тридцать пять лет он создал проект насыщенного символическим смыслом интерьера, где умело размещены и замаскированы тайные знаки, которыми он руководствовался в своей работе. Завуалировав тщательно разработанные детали, чтобы непосвящённый не проник в их тайный смысл, и обозначив основные архитектурные линии, он доверил остальное архитектору — Филиберу де л'Орму, как считает Рошбрюн. Такова предыстория великолепного замка Кулонж-сюр-Отиз (департамент Де-Севр), возведение которого заняло двадцать шесть лет, с 1542 по 1568 г. Сегодня, к сожалению, замок пуст, внутренние стены голы. Мебели, портиков, каменных скульптур, плафонов, даже угловых башенок в замке больше нет. Некоторые из произведений искусства приобрёл знаменитый офортист Этьенн-Октав де Гийом де Рошбрюн и украсил ими своё поместье Фонтене-ле-Конт в Вандее. Сегодня они хранятся в замке Тер-Нёв, где мы можем полюбоваться ими и беспрепятственно их исследовать. Обилием, разнообразием, оригинальностью находящихся в нём художественных изделий этот замок больше похож на музей, чем на частное жилище эпохи Генриха IV.
171
В эпиграмме на философию (1538 г.) Жильбер Дюше упоминает Рабле среди приверженцев божественной науки:
172
Н.Clouzot.
173
Jean Astruc.
174
«Quod autem Lullius Mediolani et fuerit et chimica ibi tractaverit notissimum est, ostenditurque adhuc domus illic nobili isto habitatore quondam superbiens; in cujus vestibule conspicuæ figuræ, naturæque ingenium artemque chimici satis demonstrant» (Olaüs Borrichius,