Так пусть ищущие истины узнают, прежде чем входить в расходы, что именно отличает первую Ртуть (premier mercure) от ртути философской (mercure philosophique). Когда отдаёшь себе отчёт в том, что именно ты ищешь, легче выбрать правильное направление. Пусть они знают, что их растворитель (dissolvant) или обычную ртуть (mercure commuri) образует природа (travail de la nature), а ртуть Мудрецов (mercure des sages) — Искусство (production de l’art). В последнем случае, прибегая к естественным законам, Художник заранее определяет, что он хочет получить. Иное дело, обычная ртуть — Бог запретил человеку проникать в тайну её приготовления. Философам неизвестно — и многие признаются в этом, — каким образом исходные вещества при этом взаимодействуют, проникают друг в друга, соединяются, наконец, под покровом темноты (voile de ténèbres), которая с начала до конца укрывает от нас реакцию, приводящую к столь необычному результату. Понятно, почему герметические Философы столь сдержаны, когда дело касается философской ртути (mercure philosophique), все стадии получения которой экспериментатор может без труда понять и провести по своему усмотрению. Способ этот очень прост, хотя и требует определённого времени и усилий (quelque peine[221]). Любой профан, умеющий поддерживать огонь, осуществит эту операцию не хуже опытного алхимика. Она не требует ни особой сноровки, ни профессионального умения, а лишь знания одной любопытной уловки (artifice), secretum secretorum[222], которую люди знающие не раскрывают и, вероятно, никогда не раскроют. Говоря об этой операции, успех которой приводит к философскому Ребису, Жак Ле Тессон[223] упоминает Дамаскина, который во время работы «осматривал комнату, нет ли мух, имея в виду, что несоблюдение строгой тайны могло привести к опасным последствиям».
Прежде чем идти дальше, скажем, что с химической точки зрения эта неизвестная хитрость (artifice inconnu), которую держат в тайне, выглядит совершенно нелепой, несуразной, странной, ибо её необъяснимое влияние противоречит законам официальной науки, обозначая собой развилку, где пути алхимии и химии расходятся. В применении к другим веществам этот способ при тех же условиях даёт неожиданные результаты, приводя к соединениям, обладающим поразительными свойствами. Это единственное в своём роде мощное средство (moyen) позволяет получить множество простых новых веществ (multiples éléments simples nouveaux) и их производных неожиданным, загадочным с точки зрения химии образом. Этому обучать не следует. Если мы, тем не менее, вторглись в запретную область герметики, если отважились на большее, нежели наши предшественники, то лишь потому, что хотели доказать следующее: 1) алхимия — не эмпирический тайный способ изготовления (secret de fabrication) драгоценных металлов, а настоящая наука (science véritable), которая, как и химия, способна развиваться и давать новые плоды; 2) алхимия и химия — две науки, основанные на точных достоверных фактах, хотя и различные, как в практическом, так и в теоретическом отношении; 3) химия, следовательно, не может претендовать на то, что она произошла от алхимии; 4) многочисленные свойства, зачастую необычные, которые Философы приписывают одному только философскому камню, свойственны также неизвестным субстанциям, полученным исходя из химических веществ и минералов, но с помощью тайных приёмов нашего Магистерия.
Мы не вправе сказать, в чём заключается особая хитрость при изготовлении философского меркурия (mercure philosophique). К нашему великому сожалению и несмотря на наше желание помочь «сынам знания» («fils de science»), мы вынуждены последовать примеру Мудрецов, которые сочли неблагоразумным разглашать этот секрет (insigne parole). Отметим лишь, что вторая ртуть (mercure second) или непосредственная материя (matière prochaine) Делания — продукт взаимодействия двух тел — твёрдого и летучего; первое — это так называемое философское золото (or philosophique), отличное от обыкновенного (vulgaire); второе — наша живая вода (eau vive), ранее описанная под именем обычной ртути (mercure commun). Растворяя металлическое вещество с помощью живой воды. Мастер получает влажный корень (humide radical) металлов, их семя (semence), неизменяемую воду (eau permanent) или соль Мудрости (sel de sagesse), сущностную основу (principe essentiel), квинтэссенцию растворённого металла (quintessence du métal dissous). Это растворение (solution), проводимое по всем правилам Искусства и с учётом необходимых мер и условий, весьма далеко от химического. Никакой аналогии тут нет. Алхимическое растворение занимает много времени, предполагает наличие соответствующего средства и, кроме того, это многократное и трудоёмкое повторение одних и тех же операций. Работа, что и говорить, невесёлая. Филалет[224] так и пишет: «Нам, уже потрудившимся на этой ниве, знакомым с ходом процесса, известно, разумеется, что наша первая операция — самая нудная[225]. Мориен предупреждает царя Калида, что на этом этапе многие Мудрецы жаловались на скуку… Это побудило знаменитого автора Герметического секрета заявить, что проведение первой операции — поистине Геркулесов труд (travail d’Hercule)». Здесь важно последовать совету автора Герметического триумфа и «часто орошать землю водой и столько же раз высушивать». Путём многократного увлажнения, или промывок (laveures), по терминологии Фламеля, постепенно экстрагируют вязкую маслянистую и чистую влагу металла, «в которой, как утверждает Лиможон де Сен-Дидье, заключена энергия и сила философской ртути (mercure philosophique)». Живая вода, «скорее небесная, чем земная», действуя на тяжёлую субстанцию (matière grave), разрывает её внутреннюю связь, смягчает, постепенно переводит её в раствор, привлекает к себе из измельчённой массы чистые частицы и поднимается к поверхности, унося с собой то, что сопрягается с её духовной природой. Процесс получения ртути Мудрецов получил название сублимации (sublimation), так как важным его условием является восхождение тонкой субстанции (ascension du subtile), выделившейся из плотной массы (séparation de l’èpais)[226]. Наш растворитель, дух, играет здесь символическую роль орла, уносящего свою жертву (aigle enlevant sa proie), и поэтому Филалет, Космополит, Килиани, д'Эспанье и многие другие советуют дать ему взлететь, заставить его подняться в воздух (faire voler). Ведь дух восходит вверх, а вещество выпадает в осадок. Что такое сливки, если не лучшая часть молока? И Василий Валентин учит, что «философский камень получают так же, как в деревнях масло», взбивая и взбалтывая сливки, которые подобны, если продолжить сравнение, нашей философской ртути. Художник должен сосредоточить всё своё внимание на экстракции Ртути, которая собирается на поверхности раствора в виде вязкого масла и отделяется по мере образования. Примером тут могут служить два персонажа Mutus Liber[227]: женщина снимает ложкой пену с жидкости в глиняной чаше, которую держит её муж. «Таков порядок проведения нашей операции, — пишет Филалет, — и в этом заключается вся наша философия». Гермес выражает эту мысль кратко, называя основную твёрдую субстанцию солнцем, а растворитель — луной: «Солнце, — говорит он, — его отец, луна — мать». Становится понятным тайный смысл и следующих слов Гермеса: «Ветер носил его в своём чреве». Ветром (vent) или воздухом (air) именуют живую воду, которая вследствие своей летучести исчезает под действием огня, не оставляя следов. А так как эта вода — наша герметическая луна (lune hermétique) — проникает в твёрдую субстанцию (nature fixe) философского солнца (soleil philosophique), которую она удерживает, привлекая к себе её самые благородные частицы, то философ прав, утверждая, что ветер — матрица нашей Ртути, квинтэссенция золота Мудрецов и чистое минеральное семя. «Кто посредством влажной Луны размягчит сухое Солнце, — пишет Хенкель[228], — так что оно станет похоже на Луну и соединится с ней, тот получит святую воду, текущую в сад Гесперид».
223
224
225
Адепт явно говорит о приготовлении
226
«Ты отделишь землю от огня, тонкое от плотного осторожно, с большим искусством», — говорит Гермес Трисмегист в
227
228
J.-F.Henckel.