Прежде чем пойти дальше, мы позволим себе одно очень важное замечание для наших братьев и всех людей доброй воли. Мы намереваемся сделать некоторое добавление к сказанному в предыдущей своей работе[235].
Люди, сведущие в традиционной кабале, были, конечно же, поражены сходством между путём (voie), дорогой (chemin), отмеченной иероглифом в виде четвёрки, и минеральной сурьмой (antimoine minéral, stibium), указывающей на это слово. Дело в том, что греки называли природный оксисульфид сурьмы Στίμμι или Στίβι, а ведь Στίβια — дорога (chemin), путь (sentier), стезя (voie), пройденные исследователем (investigateur, Στίβεύς) или паломником (pèlerin), тó, по чему он ступает (Στείβω). Эти соображения, основанные на совпадении слов, не ускользнули от внимания старых Мастеров, как, впрочем, и современных Философов. Силой своего авторитета многие Адепты способствовали распространению роковой ошибки, будто обычная сурьма и есть таинственный субъект (sujet) Искусства. Возникла прискорбная путаница, непреодолимое препятствие, которое встало на пути сотен алхимиков. В эту грубую ловушку угодило огромное число людей, от Артефия, начинающего свой трактат[236] словами: «Сурьма из частей Сатурна…», от Василия Валентина с его Триумфальной колесницей С©©©урьмы и до Филалета, назвавшего один из своих трудов Опыты по приготовлению философской ртути из звездообразной железистой сурьмы и серебра, и Батсдорфа с его дерзким заявлением, якобы подкреплённым достоверными данными. Средневековые суфлёры и архимики без всякого результата извели тонны ртути амальгамированной с сурьмяным золотом. В XVIII в. учёный химик Хенкель[237] признаётся в своём Трактате об очистке, что он уйму времени потратил на тщетные дорогостоящие эксперименты. «Сурьмяной блеск, — пишет он, — рассматривается как средство соединения Ртути и металлов, потому что он уже не Ртуть и ещё не совершенный металл — первой он быть перестал, а вторым только становится. Не хочу, однако, скрывать, что мои длительные попытки образовать с помощью соединения сурьмы более крепкую связь золота с Ртутью ни к чему не привели». И кто знает, не следует ли кто-нибудь и сегодня предосудительному примеру средневековых спагириков? У каждого есть свой конёк, свой идефикс, и никаким нашим уверениям не изжить столь стойкого предрассудка. Ну и ладно! Наш долг — помочь тем, кто не питает себя иллюзиями, мы пишем только для них, до других нам нет дела. Заметим лишь, что ещё одно сходство слов способно внушить, будто философский камень изготовляют из сурьмы. Известно, что алхимики XIV в. называли своё универсальное лекарство Kohl или Kohol, от арабского al cohol (poudre subtile, тонкий порошок) — от него позднее произошло слово алкоголь (eau-de-vie, alcool). По-арабски Kohl, как говорят, означает порошок оксисульфида сурьмы, которым мусульманки красят ресницы в чёрный цвет. Греческие женщины звали его Πλατνόφθαλμον (grand œil, большой глаз), потому что когда подводят глаза, они кажутся больше (πλατύς — large, большой и όφθαλμός — œil, глаз). Факты эти, казалось, говорят сами за себя. Мы бы и сами склонились к такой точки зрения, когда бы не знали, что в платиофталъмон (platyophthalmon) греков (сублимат сульфида ртути), Kohl арабов и Cohol, или Cohel, турок не входит ни одной молекулы сурьмяной руды. Kohl и Cohol в действительности получали прокаливанием смеси гранулированного олова и чернильного орешка. Таков химический состав Kohl, а ведь на этот Kohl древние алхимики ссылались, когда учили тайному способу приготовления сурьмы. Это солнечный глаз, oudja египтян, который и сегодня фигурирует среди масонских эмблем, представляя собой светящийся круг в центре треугольника. У этого символа то же значение, что и у буквы G (седьмой буквы алфавита, с которой начинается общепринятое название субъекта Мудрецов) в центре звезды. Это то же самое, что и сатурническая сурьма (antimoine saturnin) Артефия, сурьмяной блеск (régule d’antimoine) Толлия, истинная и единственная сурьма (stibium) Михаила Майера и других Адептов. Что же до серной сурьмяной руды, то она не обладает ни одним из необходимых качеств, и как её ни обрабатывай, из неё не получишь ни тайного растворителя (dissolvant secret), ни философской ртути. И если Василий Валентин именуют эту последнюю паломником (pèlerin) или путешественником (voyageur, στιβεύς)[238], так как она должна, по его словам, пройти шесть небесных градов (six miles célestes), прежде чем обосновываться в седьмом, если Филалет уверяет, что она — наш путь (voie, στιβία), это не значит, будто Василий Валентин и Филалет выдавали обычную сурьму за сырьё для получения философской ртути. Это вещество столь далеко от совершенства, чистоты и духовности, каковыми обладают влажный корень (humide radical) или семя металла (semence métallique) — таких качеств, которых, впрочем, нигде на земле не найти, — что вряд ли сурьма может, по-настоящему, на что-то сгодится. Сурьма Мудрецов (antimoine des sages), исходный материал, извлечённый непосредственно из рудника, «не есть, собственно, минерал, а тем более металл, учит Филалет[239]; но, не относясь ни к минералам, ни к металлам, она, тем не менее, занимает среднее положение между ними. Сурьма Мудрецов — вещество летучее, но не дух, поскольку она, как и металл, сжижается на огне. Она — хаос, из которого рождаются все металлы», металлический и минеральный цветок (fleur, άνθεμον), первая роза, на самом деле чёрная, которая пребывает в нашем дольнем мире как частица стихийного хаоса. Из этого цветка цветков (flos florum) мы перво-наперво извлекаем наш иней (geléee blanche, στίβη) — дух, который носился над водами, и белое облачение ангелов; в состоянии сверкающей белизны он — зерцало Искусства, факел (flambeau, στίλβη), лампа (lampe) или фонарь (lanterne)[240], блеск звёзд, сияние солнца (splendor solis). Это она, соединившись с философским золотом, становится металлической планетой Меркурием (Στίλβων άστήρ), птичьим гнездом (nid de l’oiseau, στίβας), нашим Фениксом с его камушком (στία). Именно сурьма Мудрецов, а не обыкновенная сурьма, есть корень (racine), субъект (sujet) или ось (pivot, лат. stipes, stirps) Великого Делания. Знайте же, братья, дабы не заблуждаться наперёд, что термин antimoine (сурьма), произошедший от греческого άνθεμον, означает, учитывая столь привычную для Философов игру слов, библейского âne-timonXXII, который приводил иудеев к источнику. Это мифический Али-борон ('Αέλιφορόν), солнечный конь (cheval du soleil). И ещё. Вы наверняка слышали, что у греческих кабалистов было обыкновение заменять некоторые согласные на цифры в словах древнего языка, обычный смысл которых они хотели скрыть за герметическим. Они прибегали к эписемону (episemon, σταγίον), Коппе (Koppa), сампи (sampi), дигамме (digamma), придавая им условное значение. Слова, видоизменённые подобным образом, представляли собой настоящие криптограммы, хотя на вид и на слух казались обычными. Так, слово antimoine (сурьма), στίμμι писалось всегда с эпистемоном (ς), эквивалентным в герметике двум согласным: сигме и тау (ςτ). Записанное подобным образом слово ςίμμι — это уже не стибин минералогов, а материя, отмеченная (matière signée) естеством, вернее, движение, энергия, колебания, жизнь, скреплённая печатью (vie scellée, ςΐμμεναι), по которой её можно узнать, особая сигнатура, подчиняющаяся правилам цифры шесть. 'Επίσεμον, образованное от 'Επί (sur, над) и σήμα (signe, знак), означает помеченный отличительным знаком (marqué d’un signe distinctif), и этот знак должен соответствовать числу «шесть». Кроме того, близкое по звучанию слово 'Επιστήμων, часто используемое в фонетической кабале, переводится как тот, кто знает, умеет, тот, кто обучен (celui qui sait, qui est instruit de, habile à)XXIII. Одного из основных персонажей Пантагрюэля, человека учёного, зовут Эпистемон. Греческий эпистемон выражает тайного мастера (artisan secret), дух, заточённый в грубую субстанцию, который один способен проделать всю работу, нуждаясь лишь в стихийном огне.
235
Cf. Fulcanelli.
236
237
J.-F. Henckel.
238
На старых эстампах с подписью
239
240
На рисунке, выполненном с помощью гусиного пера Адептом Линто в рукописи, озаглавленной