Фламель и мастер Канкес, связанные нерушимой дружбой, путешествуют теперь вместе. Сублимированная ртуть становится твёрдой, и эта серная основа знаменует собой первую стадию коагуляции. Посредника больше нет, он исчез; о нём с этого момента речи нет. Было трое, стало двое — Сера и Ртуть. Они образуют так называемую философскую амальгаму (amalgame philosophique) — соединение пока ещё чисто химическое, ещё не являющееся корнем в философском смысле. И тут самое время перейти к варке, операции, которая обеспечивает нерасторжимую связь компонентов новообразованного компоста и их полное превращение в твёрдую красную Серу, лекарство первого порядка, médecine du premier ordre (согласно Геберу).
Вместо того, чтобы идти обратно пешком (voie terrestre), два друга решают возвратиться морским путём (par mer). Фламель не объясняет почему, предпочитая, чтобы читатель догадался сам. Как бы то ни было, вторая часть путешествия — продолжительная и опасная, а в «случае малейшей ошибки немудрено было заблудиться», как пишет анонимный автор. На наш взгляд, сухой путь предпочтительнее, но не нам в данном случае выбирать. Килиани предупреждает читателя, что он описывает трудный и полный неожиданностей влажный путь только из чувства долга (par devoir). Наш Адепт делает то же самое, и мы должны уважать его волю. Известно, что многие неопытные мореплаватели потерпели во время своего первого путешествия кораблекрушение. Надо постоянно следить за курсом (orientation) судна, управлять кораблём осторожно, остерегаться внезапней перемены ветра, стараться, чтобы буря не застала врасплох, быть всегда настороже, избегать водоворота Харибды и скалы Скиллы, беспрерывно день и ночь бороться с неистовством волн. Вести герметический корабль — работа не из лёгких, и Канкес, который, как мы полагаем, служил аргонавту Фламелю вожатым и кормчим, видимо, был человеком очень сведущим в этом деле… Сера энергично сопротивляется воздействию меркуриальной влажности, но в конце концов терпит поражение и погибает под её натиском. Благодаря искусству своего спутника Фламель целым и невредимым высаживается в Орлеане (Orléans, or-léans, l’or est là — там золото), где морское путешествие находит своё буквальное и символическое завершение. Но как на грех, едва сойдя на берег, умелый вожатый (guide) Канкес умирает от приступов рвоты (grands vomissements), которыми он страдал во время плавания. Безутешный друг Фламель хоронит его в церкви Святого Креста[265] и возвращается домой в одиночестве (seul), но приобретший знание и довольный, что достиг цели.
Рвота Серы — неопровержимый признак её распада и умерщвления. На этой ступени Делания реакционная масса принимает вид «посыпанной перцем жирной похлёбки» (brodium saginatum piperatum), как говорят тексты. После этого Ртуть с каждым днём всё больше чернеет и по консистенции становится похожа сначала на сироп, а потом на пасту. Максимальная интенсивность чёрного цвета — показатель того, что путрефакция компонентов прошла полностью и они успешно соединились. Масса в сосуде затвердевает, а затем покрывается трещинами, рассыпается и в конечном итоге превращается в чёрный, как уголь, аморфный порошок. «Ты увидишь, — пишет Филалет[266], — интенсивный чёрный цвет, и вся земля высохнет. Соединение умерло. Ветры утихают, и воцаряется покой. Наступает полное затмение солнца и луны. На земле света больше нет, и море исчезает». Мы понимаем теперь, почему Фламель рассказывает о смерти друга, почему после своеобразного распятия (crucifixion) с раздроблением членов тот обретает покой под сенью честного Креста. Некоторое недоумение вызывает, правда, надгробное слово, которое наш Адепт произносит над телом раввина. «Да упокоит Господь его душу, — восклицает он, ибо он умер добрым христианином». Фламель тут явно имеет в виду мнимые страдания своего философского товарища.
Изучив одно за другим события, о которых поведал Фламель, — слишком красноречивые, чтобы счесть их простым совпадением, — мы ещё более укрепились в своём мнении. Странные и явные параллели показывают, что путешествие Фламеля — чистейшей воды аллегория, умелый и изобретательный рассказ об алхимической работе, которой посвятил себя известный своей благотворительностью мудрый человек. Нам остаётся теперь поговорить о таинственном труде, о Liber, послужившей причиной вымышленного путешествия, и об эзотерических истинах, которые она должна открыть.
Что бы ни говорили библиофилы, нам трудно поверить в реальность Книги Авраама Еврея и в то, что говорит о ней в Фигурах Иероглифических её счастливый обладатель. Мы полагаем, что знаменитый манускрипт, неизвестно откуда взявшийся и куда девавшийся — ещё одна выдумка великого Адепта, предназначенная, как и предыдущая, для наставления учеников Гермеса. Книга — краткий обзор характерных особенностей первоматерии (matière première) Делания и тех свойств, которые она приобретает в процессе её изготовления. Мы приведём соображения в поддержку своего тезиса, а также кое-какие сведения для почитателей священного искусства (art sacré). Верные правилу, соблюдать которое мы вменили себе в обязанность, ограничимся объяснением узловых вопросов практического толка, не пытаясь, однако, заменить новыми те рисунки, которые отвергаем. Мы обучаем вполне определённым, достоверным и истинным вещам, тому, что мы видели своими глазами и не раз держали в руках. Мы описываем их со всей откровенностью, чтобы заблуждающихся наставить на простой и естественный путь.
Легендарный труд Авраама Еврея известен нам лишь по описанию, которое Николай Фламель привёл в своём знаменитом трактате[267]. Наша библиография сводится к одному-единственному источнику, где приведена будто бы копия оригинального названия.
Альбер Пуассон[268] утверждаёт, что труд Авраама Еврея одно время принадлежал кардиналу Ришелье. Пуассон ссылается на факт изъятия бумаг у повешенного после пыток некоего Дюбуа, который выдавал себя, справедливо или нет, за последнего потомка Фламеля[269]. Однако ничто не указывает на то, что Дюбуа унаследовал необычный манускрипт, а тем более на то, что тот попал к Ришелье: после смерти Фламеля манускрипт нигде не выплывал. Время от времени, правда, поступали в продажу так называемые копии с Книги Авраама, но этих копий было раз, два и обчёлся, они не соответствовали друг другу, да и потом, они вскоре оседали в частных библиотеках. Нам известны лишь попытки реконструкции Книги Авраама Еврея со слов Фламеля. Во всех версиях тщательно воспроизводится по Фигурам Иероглифическим заголовок на французском языке, но он служит вывеской для книг, далёких от герметики, так что сразу напрашивается вывод о подделке. Сам Фламель хвалит доходчивость текста, «написанного прекрасным и очень понятным латинским языком», но не приводит ни одного отрывка. Поэтому ясно, что между мнимым оригиналом и подложными копиями нет никакой связи. По описаниям Фламеля создавались и иллюстрации к означенному труду. Нарисованные в XVII в., они сегодня составляют часть французского алхимического фонда библиотеки Арсенала[270].
265
Как и Христос, Сера претерпевает мучения и умирает, чтобы спасти своих братьев (металлы) искупительной жертвой на
266
267
268
Albert Poisson.
269
Фламель умер 22 марта 1418 г. в алхимический праздник, день весеннего равноденствия, когда начинается цикл работ Великого Делания.
270
Recueil de Sept Figures peintes. — Сборник семи нарисованных фигур. — Bibl. de l’Arsenal, № 3047 (153, S.A.F.). На обратной стороне листа А рукой г-на де Полми, которому принадлежал этот сборник, написано: «Семь цветных рисунков этого тома — те самые знаменитые