Выбрать главу

Через некоторое время после того, как Рыба-прилипала покинула место схватки, мы подошли поближе, и Старец, смазав руки землёй, по которой она ступала, чтобы предохранить себя от ожога, схватил труп Саламандры.

— Теперь мне не надо будет разжигать огонь на кухне, — сказал он. — Подвешу её на крюк над очагом, и всё что ни положу в очаг, мигом сварится или изжарится. А её глаза я сохраню. Когда тень смерти покинет их, они станут похожи на два маленькие солнца. Мудрецы в древности умели ими пользоваться, они называли их пылающими светильниками (Lampes ardentes)[347] и вешали лишь в местах погребения именитых людей. В наше время обнаружили несколько таких светильников, когда разрывали старые могилы; но по своему невежеству нашедшие прокололи их, думая под разорванной плёнкой найти огонь, свет от которого они видели».

Кессон 3. — Артиллерийское орудие XVI в. показано в момент выстрела. Вокруг орудия филактерия с латинской фразой:

SI.NON.PERCVSSERO.TERREBO.

Пусть ни в кого не попаду, так хоть напугаю

Ясно, что автор выражается фигурально. Он обращается к непосвящённым, к исследователям, которые из-за недостатка знаний не могут понять этих сцен и лишь удивляются их числу, необычности и кажущейся противоречивости. Современные учёные примут это деяние давних лет за труд сумасшедшего. Подобно тому, как при плохой наводке пушка поражает лишь своим грохотом, герметические изображения, хоть и понятны не всем, но всех, как справедливо полагает наш Философ, изумят своей загадочностью, неординарностью, видимыми странностями. Это чувство ещё более усугубляет множество загадочных символов и необъяснимых сцен.

Нам кажется, что зрителя привлекает, ничего ему, впрочем, не объясняя, чисто внешняя живописная сторона этих картинок. Именно она ввела в заблуждение Луи Одиа и всех вообще, кто исследовал здание в Дампьере. Их описание, по сути, пустая, ничего не значащая говорильня. Ничему не научая, они, на наш взгляд, неопровержимо свидетельствуют о том, что никто ещё не отыскал общую идею, связывающую эти изображения, как никто не осознал высокую значимость выраженного в них таинственного учения.

Кессон 4. — Нарцисс старается уловить в водоёме своё отражение, из-за которого он обратился в цветок:

VI.PER.QVAS.PERIIT.VIVERE.POSSIT.AQVAS.

Он хочет вновь обрести жизнь благодаря тем самым водам, которые его погубили

Нарцисс — растение с белыми или жёлтыми цветами, которые, собственно, и привлекли к нему внимание составителей мифов и изобретателей символов, ведь окраска у этих цветов, как у двух видов Серы. По этой окраске судят о Магистериях. Алхимикам известно, что для Делания с серебром следует брать исключительно белую Серу, а для солнечного Делания — жёлтую Серу, и ни в коем случае их не смешивать, о чём предусмотрительно предупреждает Николай Фламель: смесь даёт чудовищное порождение — без нужных свойств, без будущего.

Нарцисс здесь — эмблема растворённого металла. Греческое Νάρκισσος происходит от Νάρκη или Νάρκα (engourdissement, torpeur, оцепенение, онемение). Растворённые металлы ведут вялотекущую замкнутую дремотную жизнь, они словно впадают в спячку, как некоторые животные зимой или больные под действием наркотика (ναρκωτικός от νάρκη). Их называют мёртвыми по сравнению с алхимическими металлами, которые Искусство воскресило и обновило. Нарцисс, то есть диссоциированный и разложенный металл, представляет лишь Сера, экстрагированная растворителем — меркуриальной водой из водоёма. Однако подобно тому, как гладь вод отражает все внешние черты реального предмета, Сера сохраняет в себе все характеристики и металлическую природу распавшегося тела. В итоге Серное начало — истинное семя металла, извлекая из Ртути живые и животворящие питательные элементы, может породить новое существо, схожее с собой, но более высокого порядка и способное подчиняться воле эволютивной динамики.

Поэтому Нарцисс — металл, обращённый в цветок или Серу (Сера, как говорят Философы, цветок всех металлов) — не без причины надеется вновь обрести жизнь благодаря особым свойствам вод, вызвавших его смерть. Своё пленённое отражение Нарциссу не вызволить, но вода поможет материализовать его «двойника» («double»), который сохранит все его основные характеристики.

Таким образом, то, что вызывает смерть одного начала, даёт жизнь другому, ведь первичный меркурий (mercure initial), или живая вода металла (eau métallique vivante), умирает, чтобы дать возможность воскреснуть Сере растворённого металла. Поэтому древние Мудрецы всегда говорили, что надо убить живое, чтобы воскресить мёртвое. Сделав это, алхимик получает активную Серу — основной катализатор превращений, ведущих к получению камня. Она позволяет алхимику выполнить второе правило Делания: соединить одну жизнь с другой, то есть соединить перворожденный естественный меркурий (mercure premier-né de nature) с активной Серой, получая в результате меркурий Философов (mercure des philosophes) — вещество чистое, летучее, восприимчивое, живое. Именно эту операцию подразумевали Мудрецы под химической свадьбой, мистическим браком брата и сестры (родных по крови и связанных общим происхождением), Габрикуса и Бейи, Солнца и Луны, Аполлона и Дианы. От двух последних кабалисты произвели пресловутого Аполлония Тианского, якобы знаменитого философа, хотя для посвящённого ясно, что чудеса этого вымышленного персонажа, носящего явно герметический характер, отмечены печатью символики и напрямую связаны с алхимической эзотерикой.

Кессон 5. По водам потопа плывёт Ноев ковчег, а за ним лодка, грозящая его потопить. На небе слова:

VERITAS.VINCIT.

Истина-победительница

Мы, кажется, уже упоминали, что ковчег (arche) выражает всю совокупность полученных веществ, которым соответствуют различные названия: соединение (composé), ребис, амальгама и т. д. Эти вещества, собственно, и есть архей (archée) — огненная материя (matière ignée), основа философского камня. Греческое άρκή означает начало, принцип, источник, первопричину. Под действием внешнего огня возбуждается внутренний огонь архея, и весь компост обращается в жидкость, похожую на воду. Эту жидкую субстанцию, которая бродит, колышется и вздувается, именуют водами потопа. Её же, поначалу желтоватую и мутную, называют латунью (laton) или Латоной (laiton) (Латона — мать Дианы и Аполлона). Греки дали ей имя Λητώ — от λήτος, взятого вместо λήϊτος, ионийского слова, означающего общее достояние (bien commun), общий дом (maison commune) (τό λήϊτον), с намёком на общую для двойного эмбриона защитную оболочку[348]. Заметим, кстати, что кабалисты, склонные к каламбурам, учат, что брожение проводят в деревянном сосуде или лучше в разделённой надвое бочке (tonneau), к которой они прилагали эпитет дуплистого дуба (chêne creux). На языке Адептов Латона (Latone) превращается в бочку (la tonne, le tonneau), отсюда понятно, почему неофитам так трудно идентифицировать тайный сосуд (vaisseau secret), где наши вещества подвергаются брожению.

вернуться

347

Пылающие светильники, которые называют ещё вечными (perpétuelles) или негасимыми (inextinguibles), — одно из самых поразительных изобретений герметической науки. В них находится жидкий эликсир в светящемся состоянии, причём эликсир помещается в как можно более глубокий вакуум. В своём Словаре искусств и наук (Paris, 1731) Томас де Корнель рассказывает, что в 1410 г. «один крестьянин откопал близ Тибра в районе Рима лампу Паллады; лампа горела, как это видно из надписи, больше двух тысяч лет, и ничто не могло её потушить. Пламя погасло, как только в корпусе проделали небольшое отверстие». При понтификате Павла III (1534–1549) вечный светильник, горевший ярким пламенем, обнаружили в гробнице Туллии, дочери Цицерона, хотя гробницу не открывали тысяча пятьсот пятьдесят лет. Его преподобие отец Мэтир из Лондонской миссии сообщает о таком же светильнике в Треводримском храме в королевстве Траванкор (Южная Индия). Эта золотая лампа светит в «каменном углублении уже больше ста двадцати лет».

вернуться

348

Лингвисты, однако, сближают Λητώ с Λαθεϊν, вторым аористом от Λανθάνειν со значением держаться в тени, ускользать, быть спрятанным или быть неизвестным, что, на наш взгляд, согласуется с той сложной стадией, о которой пойдёт речь ниже.