Кессон 4. — У входа в сад Гесперид неусыпно стережёт дерево с золотыми плодами огромный дракон. На филактерии относящаяся к данному сюжету надпись:
AB.INSOMNI.NON.CVSTODITA.DRACONE.
Там, где не бдит дракон, сторожить нечего
Миф о драконе, которому поручили сторожить знаменитый сад и легендарное золотое руно, слишком хорошо известен, чтобы его здесь пересказывать. Достаточно отметить, что дракон — иероглиф грубой минеральной материи, с которой начинают Делание. Отсюда ясно, сколь велико его значение и как важно тщательно исследовать внешние признаки и свойства, позволяющие его идентифицировать, выявить и выделить герметического субъекта среди многочисленных минералов, которые естество предоставляет в наше распоряжение.
Считается, что дракон, поставленный охранять то замечательное место, где Философы прячут свои сокровища, никогда не спит. Его горящие глаза никогда не закрываются. Он не знает ни отдыха, ни усталости и не может побороть бессонницы — та давно уже стала основным его свойством, определяющим истинный смысл его существования. Впрочем, на это указывает и греческое имя. Δράκων произошло от δέρκομαι (regarder, voir, смотреть, видеть и — в расширительном смысле — жить, vivre), слова, близкого к δερκευνής (qui dort les yeux ouverts, тот, кто спит с открытыми глазами). Через оболочку символа изначальный язык даёт нам воспринять идею о постоянной воле к действию, о неистребимой жизненной энергии, таящейся в минеральном теле (corps minéral). Мифологи называют нашего дракона Ладоном (Ladon), что звучанием напоминает Латону и позволяет установить связь с греческим Λήθω — быть скрытым (être caché), незнакомым (inconnu), неизвестным (ignore), — что справедливо для материи Философов (matière des philosophies).
Наружность, общепризнанная уродливость дракона, его свирепость и необычная живучесть в точности соответствуют внешним характеристикам, свойствам и особенностям нашего субъекта. На особый тип кристаллизации этого последнего ясно указывает чешуйчатая (écailleux) кожа дракона. Похожи они и по цвету: наша материя такая же чёрная в красную или жёлтую крапинку. Перепончатые крылья дракона выражают летучесть минерала. А так как дракон изрыгает на врага огонь и дым и у него змеиный хвост, поэты определили ему в родители Тифаона (Typhaon) и Эхидну (Echidna). Греческое Τυφαών — поэтический вариант от Τυφών или Τυφώς; (египетского Тифона, Typhon) — означает наполнить дымом (remplir de fumée), зажечь (allumer), воспламенить (embraser). 'Εχιδνα не что иное, как гадюка (vipère). Отсюда можно заключить, что дракон унаследовал от Тифаона его горячую, огненную, серную природу, а от матери — холодное и влажное тело змеиной формы.
Философы всегда скрывали название своей материи за разного рода иносказаниями, зато они много рассуждали о её внешнем виде, свойствах и иногда даже о её приготовлении. Они в один голос утверждают, что алхимику нельзя что-либо открыть или произнести, минуя этот субъект, так как лишь он один во всей природе способен дать ему необходимые элементы. В отличие от других минералов и металлов, эта материя сохраняет в себе начала, без которых Великое Делание невозможно. В выразительном облике чудовища этот изначальный субъект предстаёт перед нами хранителем и единственным распределителем плодов герметического труда. Бессменным часовым бдит дракон над ними, и наш Адепт с полным правом заявляет, что там, где нет этого одинокого стража, философские вещества можно не искать — там их попросту нет. По поводу первичного вещества (premier corps), частицы изначального хаоса (chaos originel) и обычной ртути Философов (mercure commun des philosophes) Гебер пишет: «Слава Всевышнему (Très-Haut), создавшему нашу ртуть и наделившему её такими свойствами, что ничто перед ней не устоит. Без неё весь труд алхимика пошёл бы насмарку».
«Но где, — спрашивает другой Адепт[368], — эта золотоносная ртуть (mercure aurifique), которая, распадаясь на Соль и Серу, становится влажным корнем металлов и их одухотворённым семенем (semence animée)? Она заключена в темницу с такими прочными запорами, что само естество не в силах вызволить её оттуда без помощи изощрённых приёмов, выработанных нашим искусством».
368