Ты заключаешь следующим образом: «После греха воля человека без благодати не свободна свершать ничего, кроме зла; значит, с утратой свободы появляется рабство. Этого нельзя отрицать. Там, где рабство, там чистая необходимость; а где необходимость, там свободная воля ничего не делает; если она ничего не делает, то она только терпит. Твоя грамматика не может называть здоровьем утраченное здоровье...»
Для того чтобы сохранить одновременно и мое определение и опровергнуть эти твои путаные речи, я хотел бы изложить суть дела ясными словами.
1. Воля человека, так же как и у ангелов, как она была создана, была свободна [совершать] добро и зло, и она могла примыкать к предложенной [ей] благодати без особой помощи новой благодати или же сама могла отвращаться от благодати,
2. После грехопадения прародителей природная свобода была испорчена, однако не погасла. Осталась искорка разума, отличающая добродетельное от недобродетельного, а также [осталась] определенная склонность воли, которая, избегая порока, каким-то образом стремится к добродетели.
3. Однако это усилие и разум (nisus et ratio) у некоторых людей бездейственны, если нет особой благодати. У некоторых же они имеют такое значение, что при помощи нравственно благих дел могут соответственно (de congnio) заслуживать благодать — подготавливающую или же оправдывающую. Я не думаю, что это суждение проклято церковью, пусть она даже и не одобрила первое мнение: здесь она разрешает каждому поступать по своему разумению.
4. Люди, освобожденные при помощи благодати, находятся в том же положении, в каком находился первый человек, созданный свободным, таким, что он мог устремляться к предложенной благодати и отвращаться от нее, за исключением того, когда из-за Адамова греха или же из-за своего собственного овладевает им некое помрачение разума и некая склонность к греху, которая, однако, не лишает свободы, а упражняет благочестие.
5. Эти склонности и отвращение имеют место при обоих видах благодати. Как мы говорили, и при побуждающей, и при оправдывающей. Воля склоняется тогда, когда она идет навстречу благодати и одновременно напрягает природные силы для исполнения того же, к чему зовет благодать. Отвращается — всякий раз пренебрегая предостережением[1615]. Духа, обращаясь к желаниям плоти. Склоняется она также и к оправдывающей благодати: из всех своих природных силенок она творит вместе с нею, мощно в ней творящей, и отвращается, когда, пренебрегая даром Божьим, отступает к плоти.
Ко всем этим мнениям, из которых, если я не ошибаюсь, церковь не осудила ни одно, ко всякому положению человека подходит мое определение, которое я для того и сделал таким общим, чтобы оно охватывало все, что приемлемо.
Поэтому ты ничего не достигаешь, когда осаждаешь то или другое мнение при помощи определения, повернутого по-иному. Представь себе человека в том положении, в каком он был создан, — определение подходит. Здесь ты настаиваешь на том, что свободная воля после грехопадения испорчена. Представь себе человека в положении, когда он — еще юноша, который ребенком принял образ веры через крещение и очистился от первородного греха, он еще не допустил никакого греха, из-за которого утрачивается благодать, а по возрасту уже различает добро и зло, — мое определение подходит. Ведь он может склониться к благодати и отвратиться от благодати. Но он будет склоняться, если силами природы устремится туда же, куда ведет его благодать, будет отвращаться, если, презрев Божью благодать, склонится к плоти.
Наконец, представь себе человека в том положении, в каком был Адам после нарушения заповеди Божьей; может быть, покажется, что здесь мое определение не подходит, так как, допустив единожды грех, он не может делать ничего иного, как только служить греху. Где же, значит, способность склоняться и отвращаться? В соответствии с мнением некоторых, говорю я, остается некая свобода, при помощи которой человек своими собственными природными силами без особой благодати нравственно добрыми делами может вымолить оправдывающую благодать. Здесь ты станешь противопоставлять свои парадоксы, но тебе надлежит их еще доказать прежде, чем ты нас ими опровергнешь.
1615