Вниз по шумному водопаду времени.
Если вселенная имеет мечту, не наша ли это планета? Если имеет сердце, не человек ли это? Если имеет зрение, не есть ли это око человеческое? Но так может показаться с точки зрения человека. Когда же мы посмотрим на нашу планету с зенита космической перспективы, то увидим, что она по отношению к универсуму как целому есть миллионная частица песчинки, а человек на ней – некая квадриллионная составляющая этой миллионной частицы… Утешительные соразмерности, не так ли? По количеству материи, присутствующей на его теле, человек – самый невидимый из невидимого, неосязаемый из неосязаемого, неприметный из неприметного. А человеческие чувства? А мысли? А желания? Не являются ли люди по своей физической малости скорее невидимыми грибками на огромном телесном пространстве универсума и даже еще чем-то более мелким и незначительным? Если бы не присутствие духа в человеке и Логоса в духе, мы, люди, были бы трагичной бессмыслицей Божией.
Почему наше человеческое зрение совершенно не соразмерно нашему человеческому духу? И наш слух, и все наши чувства вообще? Дальность полета наших чувств до отчаяния несоразмерна с дальностью полета наших мыслей, наших ощущений, наших стремлений. Какое чувство может проследить нашу мысль на всех ее взлетах в бесконечное и вечное? Все чувственное захлебывается в своем мелководье и задыхается в своей собственной тесноте. От страшной несоразмерности человеческой чувствительности и человеческого духа человеческая мысль покрывается мурашками. И вообще, разве возможно здесь хоть какое-то равновесие? Особенно в таком фантастическом мире, как тот, что мы видим и в котором живем. Если бы человек хоть на мгновение имел возможность все обозреть зрением и все прослушать слухом, он бы пронаблюдал в структуре всех существ и вещей и в их отношениях между собою такие фантастичности и услышал бы такие необычности, что для того, чтобы вдоволь наудивляться, ему необходимо было бы иметь тысячу душ, безмерно больших, чем та, которою он располагает… Да, да, только если бы человек облачился силою свыше (Лк 24: 49), если бы он расширил свое существо, увеличил его и преобразил Духом Божиим, только тогда ему можно было бы обрести равновесие и между своим телом и своим духом, и между собой и миром около себя.
***
Иногда наш земной мир похож на темницу, выстроенную из снов. И фундамент, и кров, и стены, и двери, и окна – все выстроено из снов. И все же через эти двери из сна, через эти окна из сна, через эти стены из сна никак не пробиться. Все тонко-тонко, все прозрачно-прозрачно, но все же непробиваемо. Но, возможно, главное утешение состоит в том, что человек сам создан из материи, которая нематериальна, тонка и прозрачна, как сон. Что есть тоньше совести, что прозрачнее души, что нежнее мысли? Да и тело, составленное и сложенное из неощутимых и невидимых электронов и праэлектронов, не из той же ли нематериальной материи, что и сон? Сон среди бесчисленных снов – вот что такое человек в этом мире, в этой темнице снов.
Хотя и будучи сном среди снов, человек отличается от остальных снов тем, что он сон, который мыслит, который ощущает, который грустит, который болеет, который умирает… О, поэтому этот сон и превращается в кошмар, и становится собственным мучителем. А быть таким сном – это великая мука, великое отчаяние, иногда даже и ад. Тогда мысль – это мучитель человека, а ощущение – его палач. Может ли человек освободиться от них? Легко принять решение: я не хочу мысли, я хочу ее уничтожить, так как они мой жестокий мучитель. Но тяжело провести это решение в жизнь. А еще тяжелее реализовать решение: я не хочу ощущения, я хочу перестать ощущать, я хочу уничтожить ощущение… Обратитесь к своему собственному опыту. Невозможно быть человеком и не ощущать, невозможно умертвить в себе ощущение самоощущение и оставаться человеком. Ибо ощущение в человеке – это нечто более исконное, чем что-либо человеческое, а тем самым и более божественное, всем своим существом уходящее в бессмертное и вечное. Потому и чудесный Иисус все человеческие миры основал на ощущении, на богоощущении. По Христу, любовь – это нерушимое ощущение, богоощущение; и милосердие – это бессмертное ощущение, богоощущение; и молитва – это бескрайнее ощущение, богоощущение; и кротость, и смирение, и благость, и доброта, и жалость – все это бессмертные ощущения, богоощущения…