Бесконечности вырываются из всякого атома, как и из всякого солнца; из всякого цветка, как и из всякого созвездия; из всякого насекомого, как и из всякого существа. Во всем, что Твое, Господи, роятся бесконечности. Это самое многочисленное и очевидное во всех Твоих мирах, о несказанный Господи! Разве око человеческое – это не матка, к которой слетаются все бесконечности неба и земли? Разве свет – это не матка, и всякая травинка, и всякая птица, и всякое существо, и всякая вещь? Матка, матка, матка, от которой и вокруг которой роятся чудные и дивные, страшные и величественные бесконечности? И материя вся запечатлелась в каких-то необозримых бесконечностях. А люди – печальные пленники бесчисленных бесконечностей. Там же, за всеми этими бесконечностями и проступает Творец всех бесконечностей и главная их матка – Бог, всемудрый и всеблагой. Только с Ним и в Нем всякая бескрайность претворяется в радость. Без Него всякая бескрайность для меня – это и падение, и пропасть, и смерть, и ад! Именно ад, ад, ад!
Рои бесконечностей пустил Ты среди нас, Господи! Что бы мы делали с ними, если бы не Ты, их матка, Ты, Сладчайший Иисусе, Иисусе Ненаглядный! От соприкосновения с Тобой всякая наша мысль и ощущение тонет в бескрайнем восхищении, и радости, и восторге. Твоею благостью, нежностью и любовью Ты всякую бескрайность претворяешь в мою радость, в мою бесконечную радость и в мой рай, в мой бесконечный рай. И я всем своим существом ощущаю и знаю, что только Тобою все бескрайности претворяются в чудесные благовестия, о Господине всех дивных бескрайностей и вечных радостей!...
На террасе атома
Ничто так не необходимо человеческому сознанию, как свет. Внешний или внутренний, все равно. Так как мы видим мир только в свете и с его помощью познаем все разнообразные миры, от самого духовного до самого материального. А чем мы видим свет? Светом. Во свете видим свет. Без света нам и глаз не поможет. Огромна гносеологическая ценность света, на ней в наибольшей степени основано человеческое сознание. Неужели свет, необходимый всякому зрению, сам не видит?
Не удивляйтесь парадоксальности моего вопроса. Меня ошеломляют чудеса вселенной. Как получается, что я постоянно держу их на булавке человеческой мысли и не срываюсь в бесчисленные бездны вокруг нее, над ней и под нею? Как получается, что, заключенный в молекулу человеческого ощущения, я задыхаюсь в его тесноте, в то время как надо мною полыхают новые созвездия и роятся новые вселенные? Мне было велено: крепко держись за перила атома человеческой мысли, несмотря на то что ураганы космических тайн дуют на тебя со всех сторон. Ведь человеческая мысль проста, как атом, а вокруг нее все не познано, все необычно, все бесконечно. О, уменьшите чудеса, укротите их, вы, невидимые чудотворцы! Вы задавили наше крошечное человеческое сознание. Как под развалинами многих мертвых солнц, ощущает себя душа человеческая под этим небом… Прислушайтесь, это нежный свет горюет, что проходит сквозь черную земную грязь.
Свет и глаза! Что их связывает? Какое меж ними родство? Кто делает их необходимыми друг для друга? О, здесь речь идет о тайне, которая превосходит все человеческие умы и все человеческие знания. Нам же остается только задавать вопросы царству света, а ответы оставлены, вероятно, для каких-то иных существ, с более высоким уровнем сознания и беспредельности ощущений. Мне кажется, что свет и глаза – загадочные тайники неких божественных тайн. Я знаю, что свет и глаза высаживают нас на все берега всех миров. С их помощью мы преодолеваем пространство и время около себя, себялюбие и эгоизм в себе. Глаза – это, возможно, сложнейший орган чувств, потому что они скрывают в себе наибольшее число тайн, но и открывают их. Слезы и те даны глазам, ибо они в наибольшей степени созерцают тайны миров и печаль. А когда человеческие слезы заливают горестные миры, тогда они начинают блестеть праисконной красотой, логосною красотой, красотою божественною.
В этом горестном и печальном мире дар слез есть самый трогательный и самый чудесный дар. Плакать над горестной тайной миров дано лишь избранным. А через самых избранных плачет вся тварь. Она плакала через омолитвенные, печальные очи святого Исаака Сирина, святого Ефрема Сирина и святого Симеона Нового Богослова и через всех на свете печальников рода человеческого. Они плакали и плачут за всю тварь и вместо всей твари, особенно за тех, что имеют очи, а слез не имеют. Они, святые сопечальники и всепечальники, ощущают, как вся тварь воздыхает и страдает, вся, от первой до последней (ср. Рим. 1: 16). А в их нежных и жалостливых сердцах не иссякают слезы.