Не путайте с метафизикой – учением о строении мира. Я не люблю эти учения: в них легко верить, но невозможно проверить, и, самое главное, какое мне до всех этих проблем дело? Если болит душа, нужно что-то о душе, а не о материи, пространстве и времени.
Философия этой книги, как и психология предыдущей, – прикладная. Она для повседневности, для живого и чувствующего человека с утра до вечера его дня и жизни, в привычном окружении близких и далеких, для работы и праздников, болезней и телевизора.
Философия, как и психология первой книги, – практическая.
3
Если считать эти книги детьми, то мой первый ребенок родился экстравертом и милашкой-для-всех, хотя не без глубины и с изюминкой. Второй ребенок – глубокий интроверт и мудрец от рождения, но такой же озорной и общительный.
Более поздние дети вообще, как правило, по всем параметрам оказываются гораздо дальше от статистической середины: чаще отклонения и к гениальности, и к патологии. Будем считать, что этому ребенку повезло.
Ребенок, впрочем, сильно насмешлив, ироничен, а то и просто ехиден, хотя в целом брызжет здоровьем и оптимизмом. Его редкую злость, думаю, стоит простить – она горька и порождается, по-видимому, еще не совсем изжитой сентиментальностью. Свои истории этот прелестный ребенок воспринимает исключительно как Сказки и в упор не понимает вопроса: «А это Правда?»
Его ответ: «Мне это глубоко безразлично. То, что я рассказываю, – это Сказки, и все, что мне от них нужно, – чтобы они работали. Обычные сказки должны детей усыплять, а мои – будить. А правдивы ли они – кому до этого дело, если с детьми, их слушающими, происходит все, что и должно происходить?»
4
С радостью и совершенно искренно признаюсь: эти «Сказки» – моя самая любимая книга. Как ни открою, как ни начну читать – так восхищаюсь и стилем, и содержанием. Это надо же так здорово написать!
Ай да Пушкин! Ай да…!
Всегда читаешь с удовольствием то, что было с огромным удовольствием написано.
Кстати, о нас с Пушкиным. Многие упрекают меня в цинизме, но это недоразумение. Любой реализм в отношении к людям не рождает ничего, кроме грусти, а когда этот уже грустный реализм подается на веселом фоне – да, это называют цинизмом. Но ваш автор, делая это – а автор делал это с нескрываемым удовольствием! – автор лишь продолжал традицию великой русской литературы.
Отрицать цинизм Пушкина могут только те, кто давно его не читал. Но что другое придает «Евгению Онегину» такое очарование?
5
Многие сравнивают эту книгу с произведениями Ницше – если мне это и льстит, то постольку-поскольку. Я читал Ницше, и некоторые вещи достаточно внимательно. Но мою книгу мне читать интереснее. Ницше, как импровизатор, с блеском растекается – но растекается, а я лаконичен. Он мучительно страдал желудком, глазами, головной болью и депрессиями, и его веселое буйство на этом фоне местами то неустойчиво, то болезненно. А у меня со здоровьем полный порядок, и пишу я веселее. Как первооткрыватель, он еще осторожничал – а я уже смелее и жестче. Но и, как ни странно, добрее.
Ницше трудно было предположить, что его сверхчеловек окажется настолько душевно богатым и сильным, что будет с удовольствием позволять себе заботу, тепло и нежность. Нас рознит многое, но есть и то, что объединяет, – это искренность и безусловная забота о человечестве.
6
Книгу уже читали и слышали самые разные люди. Отзывы очень многих: «Это не психотерапевтично! Это опасно! Это годится только для сильных! Это смогут понять только прошедшие Путь, только продвинутые!»
Возможно. Но я совсем не ставил здесь задачи оказывать кому-то душевную помощь, не собирался никого воспитывать и не несу никакой ответственности за неуклюжие душевные движения тех, кто не выдержит нагрузки этой книги. Если я сделал тяжелую штангу, а кто-то стал ее поднимать и надорвался – мои соболезнования, но в его несчастье виновата только его глупость.
В то же время кем-то книга может быть использована как ориентир для личностного роста. Многие мои ученики (хотя это совсем не мое внутреннее слово) так ее используют, и она им нравится в таком качестве тоже.
7
Персонажи этой книги хорошо знакомы тем, кто знаком со мной. Тут мелькают члены моей семьи: жена, которая как Чудой была, так Чудой и осталась, и детишки: подрастающие бубуси и мумуси Ваня и Саша. Сашка-племяшка – светлое явление каждого моего лета, когда, собственно, и писалась книга. Остальное время года меня окружают члены Клуба – клуба практической психологии «Синтон»[1]. Клуб, этот мир, созданный мною двенадцать лет назад, по-прежнему занимает в моей душе и жизни большое место: он много требует, но и много дает. С ним, по крайней мере, не соскучишься.
8
Книга устремлена к совершенству, но ее автор совершенством не является. Она отражает не мой уровень, а мои ориентиры.
Это даже не цели. К целям – стремятся, а среди своих ориентиров я просто живу.
Что касается моего дальнейшего саморазвития, то ныне я отношусь к нему достаточно прохладно. Я далеко не идеал, но мое Я как аппарат для жизни работает устраивающим меня образом, стабильно, и хотя в самосовершенствовании можно изощряться и дальше – я не уверен, что мне это нужно. Полагаю, что теперь можно заняться и другими делами.
Если автомобиль без тормозов, не заводится и просто грязный, его надо помыть и привести в порядок. Конечно, если увлечься, его можно сделать еще и летающим, и поющим. Но стоит ли? Может быть, в него надо просто сесть и поехать по делам?
1
Произносится с ударением на втором слоге и никакого отношения к религии синтоизма не имеет. Синтонный человек – созвучный, настроенный на волну другого, легко входящий с ним в контакт. Противоположность конфликтному.