Философские трактаты

XXIX. Гай Гракх написал М. Помпонию, что его отец, поймав в своем доме двух змей, пригласил по этому поводу гаруспиков[861]. Но почему именно по поводу змей, а не ящериц, не мышей? Не потому ли, что последние постоянно попадаются в доме, а змеи — нет? Как будто, если что-то может произойти, то имеет еще значение, насколько часто это происходит. (63) Но если Тиберий Гракх, отпустив змею-самку, обрекал на смерть себя, а отпустив самца — Корнелию, то я удивляюсь, почему он не отпустил обоих? Гай Гракх ничего не пишет о том, что ответили бы гаруспики на вопрос: «А если не отпустит ни одной змеи, что будет?» Но, скажешь, последовала смерть Тиберия Гракха. Я уверен, причиной этого была какая-то тяжелая болезнь, а не то, что отпустили змею. Конечно уж, не настолько невезучи гаруспики, что их предсказания никогда случайно не сбываются. XXX. Но поистине было бы удивительно, если бы я поверил в то, что ты, следуя Гомеру, рассказал о Калханте, будто он по числу воробьев предсказал, сколько лет будет длиться Троянская война. По Гомеру же, Агамемнон по поводу прорицания Калханта сказал следующее[862] — я эти строки перевел в минуту отдыха:

Трудно, мужи, вам, ахейские, но потерпите немного,
Выждите срок, нам ведь надо узнать непременно, Калхантом-
Авгуром[863] нашим иль верные были даны прорицанья
Или то были пустые слова, безо всякого смысла.
Каждый из вас, кто остался в живых, верно, помнит то чудо.
Море в Авлиде тогда кораблями аргосскими словно
Было покрыто. И в тех кораблях ведь скрывались Приаму
Гибель и бедствия Трое далекой. А мы все стояли
Возле источника. Жертвенники уж дымилися. В жертву
Мы приносили богам, чтоб, не гневаясь, нам помогали,
Тучных быков, чьи рога позолотою были покрыты.
Вдруг под тенистым платаном, откуда вода ключевая
Била струей, мы дракона ужасного видом узрели.
Он, побужденный Юпитером, от алтаря устремился
Вверх, где платана в зеленой листве укрывалися восемь
Малых птенцов — и дракон их сожрал. А девятая, мать их,
С криком плачевным летала над ними. Дракон же ужасный
Страшным укусом ее разорвал. (64) И чудовище это,
После того как оно и мать, и птенцов погубило,
Тот, кто, конечно, на свет его вывел, Сатурном рожденный,
Сам же Юпитер и скрыл, превратив его в камень твердейший.
Мы ж, оробев, все стояли, на чудище страшное глядя,
Что извивалося между богов алтарями ужасно.
И вот тогда-то Калхант и изрек ведь свое предсказанье.
— Что ж вы, — сказал он, — ахейцы, вдруг перепугались, сробели?
Это ведь знаменье нам посылает Юпитер, богов сотворивший,
Позднее, с поздним исходом, но им же он вечную славу
Нам предвещает. Ведь сколько всех птиц здесь погублено было
Зубом чудовищным, столько годов суждено нам под Троей
Беды терпеть. Но как только десятое лето наступит,
Карой насытится войско ахейцев, разрушивши Трою.
Вот что изрек нам Калхант, и вы видите сами, ахейцы,
Годы прошли и уж срок, что назначен был, близок.

(65) Почему же эти воробьи, по которым было дано прорицание, были истолкованы как годы? Почему не как месяцы, не как дни? Почему предсказатель обратил внимание на воробьишек, в которых не было ничего чудовищного, а дракона обошел молчанием? Дракона, который, как сказано, превратился в камень, что никак не могло быть? Наконец, чем воробей похож на год? Так же обстоит дело и с той змеей, которая показалась Сулле в то время, как он приносил жертву[864]. Я помню обоих: и Суллу, который, готовясь выступить, на войну, приносил жертву, и змею, появившуюся из-под жертвенника. Но славную победу, которую Сулла одержал в тот же день, приписываю не совету гаруспиков, а полководцу.

XXXI. (66) Так что нет ничего удивительного в такого рода чудесах, для объяснения которых после того, как они произошли, применяют произвольные толкования. Например, случай с теми зернами пшеницы, которые попали в рот мальчику Мидасу, или с пчелами, которые, как ты рассказал, уселись на губы мальчика Платона. Не столь удивительны эти факты, сколь остроумно их истолкование. Или, может быть, сами эти факты выдуманы, или предсказание могло сбыться случайно.

861

Ср.: I, 36.

862

По Гомеру — ср.: Гомер. Илиада, II, 299—300. Однако в «Илиаде» нижеследующие слова произносит не Агамемнон, а Одиссей. Такую же ошибку допустил Цицерон. Ср.: Цицерон. О природе богов, II, 9, где греческие стихи переведены довольно свободно.

863

Калханта-авгура — в греческом тексте нет слова, соответствующего слову «авгур».

864

Ср.: I, 72. Далее Цицерон перечисляет случаи, приведенные Квинтом в I, 72—79; I, 100—101.