В счастье философ усмотрел пять разновидностей. Вот они: разумные желания, здравые чувства и тело, удача в делах, добрая слава и достаток. Платон даже объяснил, как этого достичь. Желания становятся разумными в результате воспитания и опыта, здравые чувства определяются телесным здоровьем, удача приходит, когда человек действует правильно и старательно. Добрая слава у того, о ком говорят хорошее. Кто всего этого достиг, тот и счастлив.
Что ж, всё это довольно банально. Зато непривычно насчет достатка. У Платона это значит иметь достаточно средств, чтобы помогать друзьям и выполнять требования государства. Да, всего лишь, потому что речь идет, напомним, о разумных желаниях. Философ был убежден, что существует некая абсолютная истина, и задача лишь в том, чтобы объяснить человеку, как надо жить — и он тут же выберет лучшее. Как и планировал Сократ.
Не менее решительно, чем со счастьем, философ разобрался и с любовью. Низшая ступень «лестницы любви» — любовь физическая. Затем идет очарованность не телом, а душой. И, наконец, высшая ступень — влечение к Прекрасному, возвышающее человека а богам. Это духовное слияние двух натур в стремлении к истине называют платонической любовью. Ее восторги заключаются в сознании общего стремления к божественной цели.
Ну, а как быть с нашими низменными «хочу — не хочу»? Никак. Люди для Платона — это всего лишь куклы, которых дергает за ниточки божественная рука. Поэтому дело каждого — отбросить все помехи и думать об общем благе. Тогда и наступит всеобщее процветание. Идея, как видим, старая, но очень живучая. О подобном «земном рае» некоторые мечтают до сих пор. Неужели к такой жизни склонял философ сиракузских тиранов? Вряд ли его интересовало, что думают об этом сами сиракузцы.
Платон, наверное, смог бы неплохо жить в своем утопическом государстве. Держался он скромно, чувства привык обуздывать. Опасался любых привычек. Однажды стал укорять игрока в кости за пагубное пристрастие. «Это же мелочь», — возразил игрок. «Но привычка — не мелочь», — ответил философ. Поэтому никогда не разрешал себе долго спать, зато в работе удержу не знал и сторонился людей, если те мешали. А уж беседовать с первым встречным, подобно Сократу, и вовсе не имел охоты. «Ах, Платон, Платон, ведь только ты и знаешь, что угрюмиться и брови гнуть, улитке наподобие», — обращался к нему один из современников в своей комедии.
Похоже, Платона разочаровали люди, не понимающие, что для них хорошо. В своих незавершенных «Законах» он пытается до мелочей регламентировать жизнь обитателей этой райской страны, которая не мыслится без рабов и жестоких наказаний. Тут уж любая критика запрещена, и вольнодумец Сократ в таком государстве не отделался бы только цикутой. Впрочем, в «Законах» нет Сократа, непременного участника всех диалогов. Да он и не вписался бы в это общество единомыслия, управляемое беспощадными стариками. Вместо царства справедливости получилось обыкновенное место лишения свободы — правда, показательное, где под административным доглядом не только трудятся, но и поют, и пляшут.
Словом, сплошные неудачи с этими утопиями.
От мнений — к знаниям
В преобразовании материального мира философу, как видим, не повезло. Но он поднялся над материей. Платона интересовала не материя, а те законы, которыми она управляется, — то есть, по его терминологии, мир идей. Самая высшая идея — это благо или абсолютная красота, начало всех начал. Материальный мир — лишь искаженное отражение божественных идей, его-то мы и видим. Но первооснову каждой вещи мы можем постичь умственным зрением, воспринимая небесные идеи и следуя им. Поэтому во главе его идеального государства стоят философы, которые этим и занимаются. Им по силам понять даже высшую идею — что такое благо.
Платон утверждал, что чувственное восприятие дает лишь мнения, знания же рождаются с помощью сверхчувственных идей. Если пифагорейцы обнаружили, что число вещи — вовсе не то же самое, что сама вещь, то Платон открыл, что идея вещи — это тоже не вещь, а ее смысл и отражение.
Мир идей, существующий в космосе и отраженный на земле, восхищал Платона. Ведь на основе идей можно изучать материальный мир, наполненный такими многоликими и ускользающими от точных определений вещами. Идея вещи — это обобщение множества ее частностей. Вода, к примеру, бывает разной — в луже, кране, море, атмосфере, — но вода вообще — это и есть платоновская «идея воды». А наука может оперировать только обобщенными предметами и понятиями. Нет обобщений — нет и науки, есть хаос и череда случайностей.