мо, очевидно, также в ряду произведений всемирной лите-
ратуры. И не столько ради раскрытия так называемого «ми-
рового значения» его творчества, что уже неоднократно
предпринималось с большим или меньшим успехом, сколь-
ко для понимания самих произведений великого писателя
и философа.
Толстой считал, что искусство есть одно из средств еди-
нения людей и народов. С этой мыслью он стал собирать
«мысли мудрых людей», составившие его книги «Круг чте-
ния» и «Путь жизни». Своеобразным прообразом этих книг
стал «Франклиновский журнал», который, по его собствен-
ному признанию в Дневнике (11 июня 1855 г.), он вел с 15
лет. Этический кодекс американского просветителя, фило-
софа и ученого Бенджамина Франклина был во многом
близок Толстому, особенно в начале и в конце его творчес-
кого пути, связуя тем самым нравственные искания ранне-
го и позднего периода жизни писателя.
В письме к художнику Н. Н. Ге 6 марта 1884 г. Толстой
сообщает, что занят отбором и переводом изречений фи-
лософов и писателей разных народов. Это самое раннее
свидетельство о замысле «Круга чтения», тесно связанного
с дневниковыми записями. 15 марта того же года в Днев-
нике появляется запись: «Надо себе составить Круг чте-
ния: Епиктет, Марк Аврелий, Лаоцы, Будда, Паскаль, Еван-
гелие. — Это и для всех бы нужно». В это время Толстой, по свидетельству его секретаря Н. Н. Гусева, много читал
китайских философов.
В письме к Г. А. Русанову 28 февраля 1888 г. Толстой
вновь возвращается к той же мысли: «Вопрос в том, что
читать доброе по-русски? заставляет меня страдать укорами
совести. Давно уже я понял, что нужен этот круг чтения, давно уже я читал многое, могущее и долженствующее вой-
ти в этот круг, и давно я имею возможность и перевести и
8
издать, — и я ничего этого не сделал. Назвать я могу: Кон-
фуция, JIao-дзы, Паскаля, Паркера, М. Арнольда и мн. др., но ничего этого нет по-русски».
Хотя замысел большого философского произведения от-
носится к середине 1880-х гг., искания нравственной прав-
ды и смысла жизни отразились еще в ранних дневниках, которые Толстой вел с 1847 г., и проходят через всю его
жизнь. Ошибочным представляется довольно широко рас-
пространенное мнение, будто нравственно-религиозные тен-
денции характерны лишь для позднего периода творчества
писателя. Еще более неправомерно существовавшее в про-
шлые десятилетия противопоставление художника Толстого
великому мыслителю Толстому.
Не было двух Толстых, как не было двух Гоголей — ав-
тора «Ревизора», «Мертвых душ», с одной стороны, и «Выб-
ранных мест из переписки с друзьями» — с другой. Подлин-
ный писатель, особенно классик, тем и велик, что его на-
следие являет собой целостность художественного и
идейного, которую современники не всегда могут понять, а
последующие поколения не всегда хотят пересмотреть ут-
вердившуюся точку зрения.
Толстой постоянно пытался осознать и определить по-
нятие Бога. Летом 1906 г. он заносит в свою записную книж-
ку, которой обычно пользовался как черновиком для даль-
нейших записей в Дневнике: «Есть ли Бог? Не знаю. —
Знаю, что есть закон моего духовного существа. Источник, причину этого закона и называю Богом». А 16 октября
1906 г. он формулирует эту мысль еще более отчетливо:
«Богом я называю в своей цельности то, что я в ограничен-
ном состоянии сознаю в себе».
Но это лишь одна сторона вопроса. Вера (и не только
религиозная) — важнейший принцип всего мировоззре-
ния Толстого. Вера — это в то же время страстная убеж-
денность в идеалах добра и справедливости, которые ле-
жат в основе всякой толстовской мысли. Со всей опреде-
ленностью выражено это в записи на 2 января в «Круге
чтения»: «Одно из самых грубых суеверий есть суеверие
большинства так называемых ученых нашего времени о
том, что человек может жить без веры».
9
Христианство было и остается основой развития рус-
ской культуры. Именно «вера» для Толстого — это позна-
ние смысла жизни чрез Бога. В той же записи на 2 января
Толстой поясняет: «Сущность всякой религии состоит толь-
ко в ответе на вопрос, зачем я живу и какое мое отношение
к окружающему меня бесконечному миру. Нет ни одной
религии, от самой возвышенной и до самой грубой, кото-
рая не имела бы в основе своей этого установления отно-
шения человека к окружающему его миру».
Учение Толстого вызывало немало ложных трактовок, попыток использовать его в интересах собственных убежде-