ля, участника власти. Это сознание свойственно не толь-
ко славянам, но всем людям. Я думаю, что возможность
деспотизма основана на этом» (30 марта 1905 г.).
Эти воззрения Толстого близки к трактату великого
американского мыслителя Генри Дэвида Торо «О граж-
данском неповиновении» (1849). Перечитывая его, Толстой
записал в Дневнике 14 апреля 1903 г.: «Читал Торо и ду-
ховно поднялся». Никогда и ни о ком не отзывался Тол-
стой столь высоко. Мысли Торо были настолько необходи-
мы Толстому, что он возвращался к ним постоянно. В ста-
тье «К политическим деятелям» (1903) он написал слова, исполненные огромной силы обличения и убежденности:
«Мало известный американский писатель Торо в своем
трактате о том, почему человек обязан не повиноваться
правительству, рассказывает, как он отказался заплатить
американскому правительству 1 доллар подати, объяснив
свой отказ тем, что не хочет своим долларом участвовать в
делах правительства, разрешающего рабство негров. Разве
не то же самое может и должен чувствовать по отношению
своего правительства не говорю уже русский человек, но
гражданин самого передового государства Америки...» Од-
14
нако о революции 1905 г. Толстой высказывался вполне
определенно: «Во всей нынешней революции нет идеала.
И потому не революция, а бунт» (3 ноября 1905 г.).
В развернувшейся революции Толстой усматривал «три
сорта людей», и он воспринимал их негативно: «1) Консер-
ваторы, люди, желающие спокойствия и продолжения при-
ятной им жизни и не желающие никаких перемен. Недо-
статок этих людей — эгоизм, качество — скромность, сми-
рение. Вторые — революционеры — хотят изменения и берут
на себя дерзость решать, какое нужно изменение, и не бо-
ящиеся насилия для приведения своих изменений в испол-
нение, а также и своих лишений и страданий. Недостаток
этих людей — дерзость и жестокость, качество — энергия и
готовность пострадать для достижения цели, которая пред-
ставляется им благою. Третьи — либералы — не имеют ни
смирения консерваторов, ни готовности жертвы револю-
ционеров, а имеют эгоизм, желание спокойствия первых и
самоуверенность вторых» (23 декабря 1905 г.).
Особенно огорчили Толстого перспективы достижения
революционерами власти. Как бы зря сквозь десятилетие, он писал незадолго до смерти: «Когда революционеры до-
стигают власти, они неизбежно должны поступать так же, как поступают все властвующие, т. е. совершать насилия, т. е. делать то, без чего нет и не может быть власти» (10
октября 1910 г.).
Протест против л ж е ц и в и л и з а ц и и , которую нес с
собою XX век, проявлялся у Толстого в различных фор-
мах. Говоря о том, что его сравнивают с Ж. Ж. Руссо, он замечает: «Я многим обязан Руссо и люблю его, но
есть большая разница. Разница та, что Руссо отрицает
всякую цивилизацию, я же отрицаю лжехристианскую.
То, что называют цивилизацией, есть рост человечества.
Рост необходим, нельзя про него говорить, хорошо ли
это или дурно. Это есть, — в нем жизнь. Как рост дерева.
Но сук или силы жизни, растущие в суку, неправы, вред-
ны, если они поглощают всю силу роста. Это с нашей
лжецивилизацией» (6 июня 1905 г.). Все это не мешало
Толстому делать подчас весьма парадоксальные заявле-
ния, например 15 августа 1910 г.: «Вместо того, чтобы
15
учиться жить любовной жизнью, люди учатся летать. Ле-
тают очень скверно, но перестают учиться жизни любов-
ной, только бы выучиться кое-как летать. Это все равно, как если бы птицы перестали летать и учились бы бегать
или строить велосипеды и ездить на них». Или ограничи-
тельное суждение о роли науки в современном мире: «Су-
еверие науки подобное суеверию церкви в том, что будто
бы те знания, которые приобретены теми немногими, ос-
вободившими себя от необходимого для жизни труда, суть
те самые знания, называемые ими наукой, которые нуж-
ны для всех людей!» (конец июня 1910 г.).
В этом же ряду идут рассуждения Толстого о физиологи-
ческом целомудрии в браке, к которым он пришел на 82-м
году жизни: «Христианский идеал нашего времени есть пол-
ное целомудрие. Признание брака чем-то священным, даже
хорошим, есть отречение от идеала. Христианское посвяще-
ние, если допустить религиозный акт посвящения, может быть
только одно: посвящение себя полному целомудрию, а никак
не разрешенному половому общению, и обет может быть не
верности супругов, а для обоих только один: целомудрия, включающего в себя верность одному» (10 мая 1910 г.). Ког-