Моя 13-летняя дочь Соня не меньше моего любит поспать. «Я идентифицирую себя как человека ленивого», — заявила она как-то раз. Чтобы вытащить ее из постели утром в будний день, ресурсов требуется не меньше, чем потребовала когда-то высадка союзников в Нормандии. А вот по выходным и когда идет снег, она вспархивает, словно бабочка, без всякой посторонней помощи. Как-то я спросил ее, в чем причина такой разницы, и она философски объяснила: «Вставать хочется, когда собираешься что-то делать, а не просто потому, что звонит будильник».
Она права. В борьбе за то, чтобы встать с постели, мой противник не сама постель и даже не ожидающий меня внешний мир. Я борюсь с собственными представлениями. Лежа под одеялом, я воображаю себе враждебный мир, желающий со мной разделаться. Так, должно быть, происходило и с Марком. В его мире, собственно, и в самом деле были племена варваров, чума и дворцовые перевороты. Но любые препятствия относительны. Кого-то страшит бардак на рабочем столе, кого-то — нападение бандитов.
Главная проблема, пожалуй, в других людях. Здесь французский философ Жан-Поль Сартр, заявивший, что «ад — это другие», зашел дальше Марка, хотя и не намного: «С утра говорить себе наперед: встречусь с суетным, с неблагодарным, дерзким, с хитрецом, с алчным, необщественным». Со времен Марка жизнь мало изменилась.
Сам он предлагал, сталкиваясь с неприятными людьми, не давать им власти, лишать контроля над вашей жизнью. Другие не могут ничего вам сделать, ведь «в чужом уме твоей беды нет». Разумеется. Какое мне дело, о чем думают другие, если мыслительный процесс по определению протекает у них в головах, а не у меня?
Я всегда подозревал, что основа моей неспособности встать с постели — скрытая, не вполне осознанная ненависть к себе. Марк храбрее меня: он это признает. «Не любишь ты себя, иначе любил бы и свою природу, и волю ее», — говорит он, а через пару страниц снова поддается этому порыву и почти достигает сочувствия к самому себе: «Хватит этой жалкой жизни, ворчанья, обезьянства. <…> Ты… предпочитаешь завтра стать хорошим, а не сегодня быть». Самые безжалостные колкости он приберег для эгоизма, который находил в себе: «Нежась в постели, как сейчас, я думаю только о себе». То есть в конечном итоге быть под одеялом означает для него быть эгоистом.
Это и заставляет Марка двигаться. Встать — его долг. Долг, но не обязанность. Поскольку это разные вещи: долг произрастает изнутри, обязательства привносятся снаружи. Действуя из чувства долга, мы делаем что-то добровольно, чтобы подняться выше и поднять других. Смысл обязанностей — защитить себя (и только себя) от неприятных последствий.
Марк понимал эту разницу, но, как всегда, ему нужно было себе о ней напомнить: «Поутру, когда медлишь вставать, пусть под рукой будет, что просыпаюсь на человеческое дело». Не стоическое, не императорское, даже не римское — просто человеческое.
— Здрасьте-здрасьте! С вами мисс Оливер. Напоминаю: вагон-ресторан открыт! Буду рада видеть всех вас! До встречи!
Ну все. Вот теперь точно встаю.
Откидываю амтраковское одеяло — оно легко повинуется. Сажусь. И чего, спрашивается, я так долго ныл и маялся? Сущая ерунда!
Я уже готов праздновать свою маленькую, но убедительную победу над гравитацией, как вдруг — Боковой Крен (а может, Внезапный Толчок, точно не понял) — я теряю равновесие и снова оказываюсь в постели.
Вот оно, коварство Великого Постельного Вопроса. На него не получится ответить раз и навсегда. Это как с походами в тренажерный зал или родительскими обязанностями: пересиливать себя придется постоянно.
— Ку-ку! Леди и джентльмены, с вами снова мисс Оливер!
Заворачиваюсь в одеяло. Еще пять минут, говорю я себе. Пять минуточек — и все.
2. Удивляться, как Сократ
Колеса стучат, мысли бегут[15] — избитый образ, но хороший. Все наши мысли связаны между собой, как вагоны товарного поезда. В движении вперед они зависят друг от друга. Каждую мысль, будь то о мороженом или ядерных реакциях, тянет за собой предыдущая и подталкивает следующая.
И чувства тоже подобны железнодорожным составам. Мои периодические приступы меланхолии появляются словно из ниоткуда, но, если вдуматься и проанализировать их природу, обнаруживаешь скрытую закономерность. Печаль приходит вслед за какой-то другой мыслью или чувством, их запускает нечто третье, а первопричина всему — какая-то фраза, оброненная мамой в 1982 году. Чувства, как и мысли, никогда не возникают без причины. Всегда есть некий локомотив, влекущий их за собой.
15
Когда-то я считал, что английское выражение train of thought — буквально «поезд мыслей» — появилось в эпоху развития железнодорожного транспорта. Но нет. Автор его — английский философ Томас Гоббс, и сформулировал он это выражение в 1651 году, более чем за столетие до того, как была проложена первая железная дорога.