— Нет! Так, что-то далекое думалось… Было предположение, что ты действительно уехал в Чехословакию. И еще: что взял тебя с собой какой-то Сташек. Когда мне сказали на аэродроме: «Летит Сташек», — я подумал — однофамилец. Вот и спросил. А тогда, в тайге, где же было запомнить. Повстречайся мы на улице — так бы и разошлись. Но что-то в лице у тебя и у Люды есть общее. Вот я и попробовал назвать фамилию Рещиковых. Ты заволновался. Заметно было. Тогда я — фотографию.
— И я бы тебя ни за что не узнал. Вот случай! Уди-витель-но! А я ведь считал, что тогда и Людмила и мама — обе погибли.
— Как видишь, Люда спаслась. Ее, раненую, выходили, а Вера Леонтьевна… Потом как-нибудь расскажу, что мы. видели. Зачем ты тогда не пошел со мной? А теперь ты иностранец. Почему ты даже имя, фамилию переменил?
— Так пришлось. Иначе было нельзя. Меня действительно увез капитан Сташек, Я не жалею. Чего мне жалеть?
— Своих! Сестру, землю родную.
— Сестру… Наверно, ей с тобой хорошо живется. А земля… Земля везде одинаковая. Служу в министерстве иностранных дел и защищаю интересы моей новой родины. А Россия — только дружественная страна… Ты ничего не сказал еще о моем отце. Ты что-нибудь знаешь о нем? Говори!
— Знаю. Один подлец, солдат из его отряда, перебежавший в Маньчжурию, — потом его поймали у нас — рассказывал. Андрей Петрович поступил благородно. Он не покинул родину. Когда к нему вернулась ясность сознания, он понял весь ужас, безысходность своего положения и застрелился. Мы с. Людмилой разыскали его могилу, поставили памятник. Плиту гранитную. А местный кузнец зубилом на ней выбил, надпись. Виктор, хочешь, я тебя свезу в это село у маньчжурской границы?
Виктор глядел на Тимофея растерянно. Из веселого разговор постепенно становился серьезным. Ему казалось, что на него набегает какая-то странная волна. И то возносит на гребень, с которого открывается неведомая бурлящая даль, то швыряет в темноту, где нет ничего, только сыро и холодно.
— Застрелился… Вот как… Что же тут благородного? Если у границы… Он, наверно, тоже мог бы уйти…
— Конечно, мог бы! Я и говорю. Но он не сделал этого. Иначе он на всю жизнь остался бы перебежчиком, эмигрантом, человеком без родины. Виктор, как ты не понимаешь! — Тимофей тряс его за плечи, — Ну? Съездим к нему на могилу? У тебя пропуск в Иркутск?
— В Читу, — сказал Виктор. — От Иркутска я поеду на поезде.
— Так это же совсем недалеко от Читы! — закричал Тимофей. — Я договорюсь с командованием военного округа. Мне хочется, чтобы ты погостил у нас во Владивостоке. Надо и это как-то устроить. Устрою! Люда просто ошалеет от счастья. Мы ведь часто тебя вспоминали. И верили, что ты жив.
— Спасибо, Тимофей, но я никуда, кроме Читы, не могу поехать, у меня нет права, нет пропуска…
— Добьемся, говорю!
— …и времени нет. У меня совсем другая цель поездки.
— Ну и что же? Ты подумай только, надо же: встреча с родной сестрой!
— Она стала такая интересная. Чем она занимается? Как проводит время?
— Она швея. Ты посмотрел бы, какая ловкая! Работает уже закройщицей. В нашей военторговской мастерской, для командного состава. Заочно учится в институте… Постой! — Тимофея вдруг словно озарило. — Постой! Ты помнишь, Виктор, тогда мы говорили: «Будем как братья»? Мальчишками, когда ехали по тайге…
— Помню… Не очень отчетливо… Но, кажется, говорили. Мальчишки всегда так говорят.
— Так слушай, я только сейчас сообразил. Мы же, выходит, с тобой свояки! Прямая родня. Действительно, как братья. Через Людмилу. Ну, я не знаю еще, перед кем и как хлопотать, но теперь я тебя увезу. Увезу обязательно! Чехословакия — страна дружественная! — И хлопнул Виктора по спине. — Нет, Люда-то как обрадуется! Живем мы хорошо. Большая светлая комната… Ну как же тебе не поехать?
— Это очень сложно…
— Знаю, не говорю, что просто, — перебил Тимофей. — Но ведь такая встреча! Я напишу хоть самому народному комиссару. А ты — тоже. Кому там — министру своему?
— Нет, нет, Тимофей, не выдумывай. Я никому не стану писать. Встретились — ну, и еще встретимся. Когда-нибудь после. Я еду искать рукописи отца. Вернее, посмотреть на них. Мне стало известно, где они хранятся. Это ж… Ты представляешь, Тимофей, что это такое!
— Виктор, да я видел все это! И не только видел. Вместе с Алексеем Платоновичем мы многое из найденного прочитали.
— С каким Алексеем Платоновичем? Да, ты ведь не знаешь его. Васенин. Был комиссаром полка в гражданскую, когда я после той ночи прибился к Красной Армии. Теперь Васенин — командир дивизии. Это он меня в люди-то вывел.