— Но ты, Тима, ведь тоже их окликнул бы!
Вот такая она во всем…
Васенин ее похвалил: настоящая жена командира.
Еще Алексей Платонович сказал тогда: «Между прочим, личный пример, Тима, — лучший способ обучения своих солдат. Ты можешь со второго выстрела попасть в десятку из любой винтовки? Трудно требовать от других меткой стрельбы, если сам стреляешь плохо. Как ты на этот счет?»
В Лефортовской школе стрелять из нагана он научился. А вот от винтовки действительно, малость отвык. И сколько же часов, дней, недель пришлось потратить на самостоятельные тренировки, чтобы потом фантастическим мастерством удивлять бойцов на учебных стрельбах, а на инструкторских — высший командный состав! Даже самого Климента Ефремовича Ворошилова в дни приезда народного комиссара на Дальний Восток…
Его рота, рота Бурмакина, считалась лучшей в дивизии. Год работы с личным составом. Почему в других подразделениях за тот же год командиры не смогли добиться таких же результатов? Интересный ответ: «Кому-то надо же быть и последним». Вообще логика неопровержимая: в ряду, где есть первый, должен быть и последний. Как раз для софистики Виктора…
…А через год — в военную академию. Говорили: наркому понравился. Может быть, может быть… Что ж, стрелять, надо хорошо. А главное, просто работать, работать.
12
Дрема стала сильнее одолевать Тимофея. Показалось, что даже и ноги, согрелись.
…Опять Москва. И вскоре встреча с Вериго. По его вызову.
— Ну вот, Тимофей Павлович, теперь и я готов заявить: человек, который пытался вас бросить под поезд, действительно Куцеволов.
— Вы это могли бы сказать и раньше!
— Нет. Думать об этом я мог. И думал. А сказать не имел права, пока в моих руках не было неоспоримых документов и свидетельских показаний. На этом стоит наше правосудие. Теперь у меня все: и фальшивые документы Петунина, артистично сработанные каким-то мерзавцем, которого мы все равно найдем, и новые свидетели. А среди них, кроме Федора Вагранова, грустно сказать — две жены Куцеволова, две обманутые им женщины, дотоле самозабвенно защищавшие его. И Куцеволов пал, сдался. Д-да, Тимофей Павлович, надо было видеть тот ужас, который охватил Евдокию Ивановну, когда она узнала, кому так преданно вверяла себя. Она тут же припомнила множество подробностей в рассказах милого муженька о его прошлой жизни, которые вступали в кричащее противоречие между собой, а она им как-то не придавала значения. Что поделаешь — любовь! Без всякой иронии, Тимофей Павлович, любовь. И самым ужасным для Евдокии Ивановны было, когда она вдруг догадалась, сообразила, связав воедино целый, ряд обстоятельств, что случившаяся несколько лет тому назад таинственная гибель под поездом ее подруги Веры Астафъевны, должно быть, тоже дело рук ее муженька. Мы проверили. И все подтвердилось. Не буду обременять вас рассказом, как Добрались мы до истины — наша будничная работа, — но любопытно, что Куцеволов, когда вы с ним очутились на рельсах, хотел повторить однажды удавшийся ему прием. Это уже почерк преступника.
Дышать было нечем, слушая рассказ Вериго.
— Так, значит, Куцеволов и после резни в нашем поселке убивал людей?!
— Да, друг мой! По меньшей мере, ещё три смерти лежат на его черной совести. Это Вера Астафьевна и муж с женой, у которых он отнял жизнь, документы путевого обходчика и фамилию Петунина. Свои кровавые следы, как видите, Куцеволов заметал, точнее сказать, заливал новой кровью. Почему вы молчите?
— Не знаю… что я могу сказать…
— Между прочим, это были и первые слова Валентины Георгиевны когда ей открылась мрачная истина. Если Евдокия Ивановна пришла в ужас, так эта женщина была убита. Нравственно. Физически оглушена. Она ведь тоже любила. И, да простит Евдокия Ивановна, любила сильнее, глубже, чище. Она видела в Петунине не широкую спину мужа, за которой легко живется жене, она видела в нем идеал человека, борца, со светлой, честной душой. Она, как вам сказать, в его интеллект была влюблена! Ну, разумеется, наряду и с очень страстной, свет застилающей, обыкновенной, что ли, любовью. И вот… Пережить такое разочарование нелегко. Но и Валентина Георгиевна — женщина с сильным характером. Словом, она мне во многом помогла. Одному, без ее серьезнейшей помощи мне гораздо труднее было бы распутывать весь этот клубок. А он до конца еще не размотан: не выяснено полностью, кого «любил» и кого губил, будучи старшим следователем транспортной прокуратуры, белогвардейский каратель.