Не сделал бы он чего плохого Людмиле? Да нет, не может быть! Ведь скоро вернется хозяин дома... А все же...
- Люда, ты меня проводи немного, - попросил Тимофей, видя, что девушка не трогается с места.
- Знаете, а я, пожалуй, тоже с вами пойду, - небрежно сказал Куцеволов. - Видимо, Епифанцева что-то надолго задержало.
И плечом к плечу с Тимофеем выдавился сквозь узкую дверь на кухню.
Людмила шла следом за ними.
30
Тимофей медленно натягивал отволглую, тугую шинель, подпоясывался. Так, так... Вот теперь все правильно, понятно, почему с ним хочет пойти Куцеволов. Но как, какими словами об этом сказать Людмиле?
Сердце у Тимофея глухо постукивало, горячая волна подступала к горлу и делалось сухо во рту. Куцеволов уже надел кожаную свою фуражку и стоял между ним и Людмилой, холодно и безразлично глядя в угол комнаты. Но Тимофей заметил, что нижняя пуговица на тужурке у него сейчас была расстегнута.
- Люда, если в следующее воскресенье я к тебе не приду, - с расстановкой сказал он, глядя ей прямо в глаза и в то же время боковым зрением не выпуская из виду своего спутника, - если не приду, ты не жди, значит, я ушел с Куцеволовым? Уговорились?
Нужно, чтобы, на всякий случай, врезалась в память эта сейчас ей не очень понятная фраза. И быстро повернулся.
Ну? Отзовись же! Куцеволов ты или Петунин?
- Идемте!
Куцеволов только лениво качнул головой. Сказал укоризненно:
- В прежние времена, молодой человек, мой отец, например, не позволял себе так фамильярно разговаривать с девушками. А он был всего лишь кочегаром в иркутской бане, а не курсантом военной школы. - С особой учтивостью протянул руку Людмиле: - До свидания, дорогая! И не забудьте, пожалуйста, сказать Епифанцеву, что Петунин ни у себя в кабинете, ни здесь его не дождался.
Он совершенно не нажал на слово "Петунин", но Тимофей все равно понял: Куцеволов не хочет открываться. Не хочет открываться до самой крайней, последней поры. Так отозваться, как сейчас отозвался он, мог бы только настоящий Петунин.
Но он же ведь не Петунин! Неужели Куцеволов думает, что он все еще не разгадан? Или надеется этим хотя бы Людмилу сбить с толку?
Тимофей сделал крупный шаг, притянул к себе девушку, неловко поцеловал ее в губы и оттолкнул:
- Поняла?
Он твердо знал теперь, что уходит отсюда в полную неизвестность.
Куцеволов оказался на крыльце чуть позади Тимофея. И опять добродушно пенял:
- А целоваться при посторонних с девушками, даже с невестами, молодой человек, вообще-то не полагается. Почему в наше время все нежные чувства как-то огрубели? - Махнул рукой: - Да что там! Случается, и сам себя порой ловлю на этом.
Они пересекли дворик и остановились по ту сторону штакетной оградки. Тимофей оглянулся на ярко освещенное окно, надеясь еще раз увидеть хотя бы тень Людмилы. Нет. Уже ушла в горницу. И, может быть, сидит и плачет от обиды. Действительно, как грубо все это получилось...
Впереди лежала глухая, мокрая тьма. Вокруг них тоже царила мертвая тишина. Только с крыши домика Епифанцева била в лужицы редкая, звонкая капель.
"У него пистолет под тужуркой, у меня нет никакого оружия, - напряженно думал Тимофей. - Станет ли он стрелять? С которой стороны от него мне лучше идти? Как он будет это делать?
- Да, погодка нынче в Москве, - сказал Куцеволов. - У нас, в Сибири, зима начинается лучше, сразу - крепкий морозец, снежок. Ты из каких мест?
В голосе Куцеволова сохранялась все та же ленивая тягучесть, с какой он перед этим читал Тимофею свои наставления. Казалось, он даже решает: не вернуться ли им обратно, в тепло.
- Из-под Шиверска. С Кирея. Между Братск-Острожным и Московским трактами. Поселочек в тайге, четыре дома, - сказал Тимофей. Он все добавлял и добавлял подробности, а сам следил незаметно, чем именно и как отзовется на его слова Куцеволов. - Беляки, когда удирали, мать у меня там убили. Весь поселок вырезали.
Куцеволов стоял неподвижно, чуть приподняв голову и ловя губами мелкие капли дождя.
- А я из-под Черемхова, - сказал он. - Выходит, мы с тобой не только земляки, но и друзья по несчастью. У тебя мать, а у меня жену белые расстреляли. На перегоне. Путевым обходчиком тогда я работал.
И Тимофей понял, что Куцеволов тоже постепенно добавляет подробности, чтобы узнать, как Тимофей на них отзовется. Ну, будет еще проверка? И словно бы в подтверждение этого Куцеволов ласково, но очень сильно жесткими пальцами сдавил бицепс правой руки Тимофея. Подержал и отпустил. Вздохнул сочувственно.
- Ну, что же, Тимофей, пошли! - И снова стиснул ему руку выше локтя. Извини, что я тебя называю так, запросто. - Отпустил руку, вздохнул: - А грязь, грязища в этом лесу, ямы всюду накопаны, и темень - глаз выколи!
- Очень темно, - сказал Тимофей, думая, что идти рядом по узкой тропе там никак невозможно, приотстать даже на полшага Куцеволов ему не позволит, а быть впереди...
- Погоди! - Куцеволов расстегнул снизу еще одну пуговицу на тужурке, вынул из переднего брючного кармана часы, взглянул на них. - Пригородные поезда здесь ходят не часто. Мы можем миновать эту темень и грязь. Время вполне позволяет. Я тут знаю дорогу. Идем! К переезду, а там - вдоль по линии. Хорошо, сухо!
"Отказаться? - мелькнула мысль у Тимофея. - Разойтись в разные стороны? И, может быть, насовсем? Ну, нет, я должен доехать вместе с ним до Москвы". Нашел - ни за что не выпущу!
Он точно не знал еще, как поступит в Москве. Покажет обстановка. Там сила, там люди. А здесь - здесь должна быть только одна забота: самому остаться живым и не упустить Куцеволова.
Что, если еще разок проверить его?
- Пойдемте лесом, - сказал Тимофей. - Зрение у меня хорошее, в яму не угодим.
- Как хочешь, - не споря, согласился Куцеволов. - Пусть будет по-твоему. У меня, правда, зрение стало уже незавидное, но я рассчитываю на твои молодые глаза.
Это значило, что Тимофею быть проводником, все время идти впереди. А пряча в кармашек часы, - Тимофей это тоже отметил, - Куцеволов оставил незастегнутой на тужурке и вторую пуговицу. Всего одно короткое движение руки... Не успеешь и повернуться...
Да-а, он не хочет отпустить Куцеволова, но и Куцеволов не хочет отпустить его. Где же, какой дорогой лучше пойти? Прямо игра какая-то: чет или нечет? Слишком охотно согласился Куцеволов. Значит, лес и темнота его больше устраивают.
- Ну, если вы знаете дорогу суше, пойдемте там, - сказал Тимофей.
- Да, там просторнее и светлее.
И они повернули направо, пошли по зыблющемуся под ногами мокрому деревянному тротуару вдоль штакетных оградок, за которыми стояли маленькие, как у Епифанцева, дачные домики. Почти в каждом из них светились огни, и желтые полосы от окон ложились на тротуар.
Шли рядом. Куцеволов сразу же, и очень ловко, оказался справа от Тимофея.
- Вот видишь, как здесь хорошо, - говорил он с оттенком торжества в голосе. - Знаешь пословицу: не та дорога короткая, которая прямая, а та, которая твердая.
Он шел, все время что-то рассказывая, шел свободно и уверенно, ничем не выказывая чувства внутренней тревоги. А Тимофей на его вопросы отвечал невпопад. Думал: какая же все-таки ближняя цель у Куцеволова? Неужели вот так спокойно, как он идет сейчас, доехать вместе с ним и до Москвы?
Временами ему даже начинало казаться: да, может быть, это и вправду Петунин! А все недоброе об этом человеке подсказывает ему раненая память. Когда трусливый охотник ночью в тайге подумает о медведях, медведи ему будут мерещиться за каждой корягой. Почему Куцеволова не узнала Людмила? И где же сам он слышал эту фамилию - Петунин? Откуда он ее знает? Но ведь знает, знает! И почему вот именно сейчас не может припомнить?
Тротуар кончился. Несколько десятков шагов по сырой поляне. И вот уже мощенная булыжником дорога. Сквозь дождевую изморось виднелись поднятые вверх полосатые шлагбаумы железнодорожного переезда. Светясь лентой тусклых огней, пронесся со стороны Москвы пассажирский поезд. Шлагбаумы опустились.