— БИПЛАНЫ!!! БИПЛАНЫ!!! — орал капитан на мостике, подгоняя лётчиков, что покидали эсминцы для того, чтобы вступить в воздушный бой.
Но враги ещё не понимали с чем столкнулись. Война с французами тоже была жестокой, но она… она была другой. Французы, когда кончались патроны — сдавались. Русский солдат же бежал вперёд на штыки и пули, после чего хватал винтовку врага, после чего наносил удар лопаткой, каской, простой кулаком, зависит от того, что у него будет под рукой.
Большинство ближних боёв всегда инициировалось русскими солдатами. Однако недалеко ушли и лётчики, готовые идти на таран, лишь винтами повредить хвост вражеского биплана. После откидывания бомб или даже вовремя разведки, они при виде противника тут же вгрызались в глотку.
И пусть с таким подходом, что солдаты, что лётчики жили не очень долго, но зато даже опытный ас с сотнями успешных вылетов боялся вступать в сражение с русским пилотом. Потому что никакой дуэли не будет, будет грызня и резня, в которой кто-то боится за свою жизнь, а кто-то готов сдохнуть, но сделать.
— Ха-ха-ха, — смеялся Гинденбург, обмениваясь со мной ударами.
Одним за другим он использовал одноразовые артефакты. Одни создавали бураны, в других скрывалась мощь вулкана. Меня пытались сдуть потоками воздуха, обращали против меня молнии, но всё было тщетно.
Впрочем, и сам я не мог достать до Гинденбурга, к которому подключились и другие генералы. Некоторых я не видел, другие использовали редкие артефактные винтовки, которые изрыгали дуги чистой энергии, останавливая мои контратаки. Но всё изменилось, когда прямо рядом с гигантским флагманом, на верхней палубе которого мы и сражались, поднялся экспериментальный эсминец.
Прямо в мою сторону повернулись напоминающие радары изобретения, излучающие магические волны. И вдруг я почувствовал, как магия выходит из-под моего контроля. Должно быть это и есть то секретное оружие, о котором говорил Сталин. Антиполя не давали использовать магию, из-за них засбоил даже мой боевой костюм, равному которому не было в Российской Империи.
— Кажется их телепортатор выдохся, — произнёс появившийся из молнии немецкий офицер, доставший из-за спины пулемёт и открывший по мне огонь почти в упор.
— Отлично, осталось загасить этого уникума. Долго он не продержится, — ответил Гинденбург, на которого антиполя особо не действовали, наверное, он чем-то экранирован, как и другие немцы.
И тут моё сердце пронзила сабля Гинденбурга. Всё из-за того, что руны ослабли, как и мои барьеры. Только вот…
— Жизнь тебя ничему не учит, да? — с оскалом спросил я, глядя в глаза Гинденбурга.
А глаза его забегали, он пытался понять в чём подвох. Преимущество на его стороне, в моём сердце его лезвие, последние резервы расстреливаются прямо в небесах, остатки добиваются при приземлении. Ментальную магию я также не могу на него использовать как в прошлый раз.
И тут его глаза расширились, но было поздно.
Глава 15
— Не может быть… — в ужасе прошептал Гинденбург, рука которого дрогнула, когда огромная тень легла на флот.
В ужасе немцы переводили орудия кораблей на новую цель, отвлекаясь от летящих десантников. В отчаянной попытке победить любой ценой маг-телепортатор превзошёл самого себя и переместил целый склад с боеприпасами. Куски земли, кирпичи, ящики со взрывчаткой, снаряды и даже цистерны с магическим топливом — всё неслось прямо на корабль, на котором стояло антимагические экспериментальные орудия.
— Не отвлекайся! — с первыми же взрывами нагрузка с меня спала, и я совершил рывок прямо к Гинденбургу.
И в этот момент я неожиданно осознал то, что пытался донести до меня мастер. Ненависть, злость, гнев, желание отомстить и устроить кровавую жатву — кажется все эти эмоции рождались во мне раньше не из-за Кристины. Всё и сам я всегда был кровожадным, но оправдывался, выдумывал себе всякое, чтобы оправдаться и не терзать себя.
Но разве это плохо? Разве плохо что сердце моё горит огнём и врагу зачитывается жесточайший приговор? Пусть армии и флотилии рейха остановятся здесь, разбившись о меня. Убивая здесь десятки тысяч, я спасаю миллионы и то, что мне дорого. Так пусть враг захлебнётся в крови.
И как лидер, я должен направить всех солдат. Помочь им, указать путь и примером показать суть этой силы. Все мои эмоции должны стать частью их разумов. Пусть страх последствий поражения смениться ненавистью, которая и так уже горит в сердцах многих солдат, готовых с одним штык-ножом бежать на пулемёты. Это куда лучший мотиватор.
Сверкнул мой первый меч и его удар достиг сверхзвуковой скорости, от движений моих деформировалась обшивка, а сам Гинденбург теперь улетел на палубу ниже. Чёрные волны сходились в схватке с молниями, но битва была равна.
Затем же на него обрушился второй мой меч. Мощное магическое поле разрубило все щиты, после чего лезвие остановилось на физической броне. Однако в брешь уже ударили множественные клинья ментальных атак. И, кажется, немецкий генерал дал слабину.
Гремели взрывы, могучий корабль за считанные мгновения оказался уничтожен. Во многом из-за того, что основные щиты располагались снизу, ведь никто не думал, что флот будет атакован с воздуха. Немецкие самолёты и паровые баржи, весь воздушный флот как правило был способен подниматься куда выше кораблей других стран.
Гинденбург начал отступать, наш бой начал разрушать внутренности кораблей. Каждый удар, все выстрелы и любое усилие воли — всё это вырывало энергоблоки, останавливало сердца матросов и просто уничтожало корабль. А ведь никуда не делись десантники, которые шли в последний свой бой. Их единственной целью являлось нанесение максимально ущерба. Да и… большинство солдат — революционеры, которым уже нет места в стране. Помилования просить они не собирались.
— НЕТ!!! — в последний момент крикнул Гинденбург и наши клинки остановились, как и сам битва в физическом мире.
Я чувствовал всю его волю, также главнокомандующему помогали и другие генералы и адмиралы. Сражение воли было его последним шансом, ведь в своём костюме я превосходил его в физических аспектах. Загудели генераторы, засбоили наши барьеры, одним за другим выходили из строя энергетические орудия корабля, а облака пришли в движение, ведь стихии обезумили из-за нашего противостояния.
Я же создавал в мироздании неуправляемый хаос. Враги ожидали от меня академического поединка воли, а получили безумие, в котором их же атаки начали вредить их товарищам. Крики агоний солдат, мои личные эмоции, просто слабости — всё это обнажалось хаосом. Любая мелочь начинала играть огромную роль.
Враги могли отступить, но тогда я просто убью Гинденбурга в физическом мире. Затем отрублю головы всем остальным. Поэтому они пытались держать меня в поединке воли, но с каждой секундой мироздание менялось и количественное превосходство в нём становилось балластом. Ведь все мы превратились в один клубок, в один разум, где всё стало общим. А многие немецкие офицеры из-за своих амбиций успели нажить врагов.
И всё же меня начали теснить. Всё больше сильных одарённых подключалось к бою. Устраивать хаос было намного проще, однако я же здесь один. Только вот все мои враги не учли одного, ведь не имели опыта в боях такого масштаба. Более того, столь мощный поединок воли уже побил все рекорды этого мира. Никогда раньше такого не случалось.
Первым сломался не я и не Гинденбург, даже не какой-нибудь неизвестный генерал. Из строя начали выходить движки флагмана, в центре которого шло наше сражение. Перегрузка, взрыв и сотни людей умирают в миг, после чего начинает детонировать боекомплект.
Мироздание вздрогнуло, и я получил возможность нанести новый удар своим правым мечом. Гинденбург же не успел выйти из теней мироздания, также он не смог разделить своё сознание на множество зон как я. Поэтому пропустил удар. Мой меч пронзил его сердце, а второй клинок уже помчался к шее, но вдруг замер из-за предсмертной агонии моего врага.