Я видел жестокость, преследования и суеверия, которые стремительно возрастали, пока мы едва не достигли той точки, где похвала рациональности служит знаком, выделяющим человека как старомодный и печальный пережиток прошлого. Все это подавляет, но уныние – бесполезная эмоция. Чтобы избавиться от него, я вынужден был погрузиться в изучение прошлого с большим вниманием, чем прежде. Тогда я обнаружил, как и Эразм, что глупость неувядаема, а человеческая раса все же выжила. Глупости нашего времени легче вынести, рассматривая их на фоне прошлых глупостей.
Является история наукой или нет, она, конечно, может быть искусством. Я ценю ее как за увлекательность, так и за ее вклад в установление каузальных законов. Я ценю ее также за то знание, которое она дает о людях в обстоятельствах, весьма отличных от наших собственных, – главным образом, не аналитическое научное знание, но тот вид знания, которым обладает любитель собак по отношению к своей собаке. Может быть, главный смысл истории состоит в том, что она расширяет мир нашего воображения, делая нас в мысли и чувстве гражданами большего мира, чем мир наших ежедневных занятий. Тем самым она приносит не только знание, но и мудрость.
Я думаю, ход истории подчинен законам, и, возможно, для достаточно мудрого человека предопределен, но нет того, кто мудр достаточно. Ход истории слишком сложен, чтобы мы могли его просчитать; и человек, утверждающий, что сделал это – шарлатан.
11. Бритва Оккама
Принцип, который вдохновляет все научное философствование, а именно, «бритва Оккама». «Сущности не следует умножать без необходимости». Другими словами, имея дело с любым предметом, установите, какие сущности явно присутствуют, и формулируйте все в терминах этих сущностей.
Оккам наиболее известен благодаря принципу, который нельзя найти в его трудах, но который получил наименование «бритвы Оккама». Этот принцип гласит: «Сущности не следует умножать без необходимости». Хотя он и не говорил этого, но он утверждал нечто очень близкое, а именно: «Бессмысленно делать из большего то, что может быть сделано из меньшего». Это означает, что если в какой-либо науке все может быть истолковано без полагания той или иной гипотетической сущности, то нет оснований для такого полагания. Я на собственном опыте убедился, что этот принцип чрезвычайно плодотворен для логического анализа.
12. Бог
Если все должно иметь причину, Бог тоже должен иметь причину. Если может существовать что-нибудь без причины, это может быть в равной степени как мир, так и Бог, так что в этом аргументе не может быть никакой вескости. Он того же рода, что и мнение индийца, будто мир покоится на слоне, а слон покоится на черепахе.
Когда спросили: «А как насчет черепахи?», индиец сказал: «Давайте переменим тему». Аргумент, о котором идет речь, на самом деле не лучше.
Существуют, вообще говоря, две функции, которые христианский Бог должен выполнять. Он должен быть Провидением и Творцом. Лейбниц присоединил первую функцию ко второй, хотя и часто отрицал, что сделал это.
Почему Бог издал именно эти, а не другие законы природы? Если мы скажем, что он сделал это просто по своей доброй воле и без какого-либо основания, мы обнаружим, что существует нечто, не подчиняющееся законам, и тогда цепь естественного порядка прервется.
Если скажем, как это делает большинство ортодоксальных теологов, что при издании каждого из законов Бог имел основание дать именно этот, а не другой закон (основанием, конечно, было создать наилучший универсуум, хотя нам не пришло бы это в голову, глядя на него), – то есть если было основание для законов, данных Богом, тогда Бог сам подчиняется закону, и поэтому нет никакого смысла вводить Бога в качестве посредника. [Позвольте комментарий – А.Б. А как насчет «добровольного подчинения (своим же) законам»? Между прочим это именно то, за нарушение чего были изгнаны из рая люди…] Когда мы смотрим на этот аргумент промысла, больше всего удивляет, как люди могут верить, будто бы этот мир, со всем, что в нем есть, со всеми недостатками, должен быть лучшим из всех, которые всемогущество и всезнание способны были произвести за миллионы лет. Я действительно не могу в это поверить.
13. Мысль
Люди боятся мысли больше всего на свете – больше, чем разорения, даже больше, чем смерти. Мысль разрушительна и революционна, губительна и ужасна; она беспощадна к привилегиям, установленным институтам и обычаям. Мысль анархична и беззаконна, безразлична к авторитету; она пренебрегает проверенной веками мудростью. Мысль заглядывает в бездну ада, и не боится. Она обнаруживает там человека, ничтожную пылинку, окруженную пучиной безмолвия; но он держится с достоинством, невозмутимо, будто господин вселенной.