В науках мы обращаемся к бытию, как к существованию в его множественности. Науки тем решительнее овладевают своей истиной в ясности постижимого (Faßliche), чем решительнее в то же время они замечают свои границы и приготовляются к просветлению непостижимого (Unfaßliche).
Перед лицом этих границ экзистенция прорывает имманентность сознания. В коммуникации я удостоверяюсь в экзистенциальном бытии (existentielles Sein), но как раз в ней я не достигаю бытия, как единого. Ибо мы есмы из истока с другим истоком (wir sind aus einem Ursprung mit anderem Ursprung). Покой единого бытия открывается - если вообще открывается - только как трансценденция.
К ней и направляется последнее трансцендирование. Это трансцендирование возможно только для экзистенции, приходящей к себе из существования. Предметность, в которой является трансценденция, прозрачна только для экзистенции, и в то же время она исчезает (ist verschwindend) как предметность; ее нет для теоретического сознания вообще, для которого эти предметы даны нечетко (opak) и суть не более, чем только предметы. Это означает: откровение (Offenbarwerden) трансценденции привязано к ее явлению в существовании, в котором бытие остается разорванным и в котором его можно искать и охватить его как единое только на почве историчности экзистенции, встречающей себя здесь как множество (das Offenbarwerden der Transzendenz ist gebunden an ihre Erscheinung im Dasein, in der das Sein zerrissen bleibt und nur auf dem Boden der Geschichtlichkeit der als vielfache sich begegnenden Existenz als das Eine gesucht und ergriffen werden kann).
Возможность этого трансцендирования отрицает закон сознания: Все, что есть, поскольку оно существует для меня, должно существовать для моего сознания, которому оно становится насущно предстоящим (Alles, was ist, sofern es für mich da ist, muß für mein Bewußtsein da sein, dem es gegenwärtig wird). Правда, я, как эмпирический индивидуум в мире, должен привходить, чтобы участвовать в этом мире. Но этого участия я достигаю только, вступая во всеобщее единое «сознание вообще». Я трансцендирую по ту сторону особенных и определенных понятий о мыслимом в качестве существующего сознании к тому объемлющему сознанию (umgreifendes Bewußtsein), которое служит выражением последней границы мирового бытия вообще, и с которым не соседствует никакое другое бытие, как несознание. Мы лишь по видимости можем мыслить такое существование, которое не существует как объект для некоторого сознания. Несомненно, в мире существует бесконечно много такого, чего никто не знает и не воспринимает. Но если я мыслю его существование, то я сразу же примысливаю некоторое сознание, для которого оно было бы этим существованием. Его бытие уже есть возможность быть воспринятым и познанным как существование. Существование в себе, которое ни само себя не знает, и не известно и не может быть узнано другими, есть мысль, которую невозможно мыслить (Ein Dasein an sich, das weder sich selbst kennt noch von anderen gekannt wird oder gekannt werden kann, ist ein unvollziehbarer Gedanke). Если я мыслю некоторое бытие, то я сразу же мыслю его как возможность существования для некоторого сознания.
Таким образом выясняется закон сознания: Все, что имеет для нас характер бытия, должно быть имманентно сознанию или как предмет, или как переживание. Поскольку мы не можем вымыслить иного бытия, кроме сознания (da ein anderes Sein als Bewußtsein für uns unausdenkbar ist), и если бы оно было мыслимо, оно было бы для нас таково, как будто бы его не было, «закон сознания» высказывается также так: «все есть сознание», и его называют «законом имманентности», чтобы отклонить любую мысль о трансценденции, как противоречащую ему.
Закон сознания относится к числу тех законов философии, которые отличает аподиктическая простота. Он не только решительно очевиден; он соблазнителен также удобством употребления, которое мы можем найти для него. При помощи мнимо доказательной формальной силлогистики с его помощью можно, не прислушиваясь к сознанию возможной экзистенции, уничтожить все то, что желает вырваться за эти пределы. Он имеет огромную власть над сугубо-доказательным мышлением, он парализует крылья философствующего мышления, потому что приковывает его к области сознания как существования. Впрочем, преодолеть этот закон при помощи столь же простой мысли не удается. Категории «явления» трансценденции в сознании или «указателя», указывающего на нечто несуществующее, в самом деле не отличаются логической убедительностью. Именно здесь не находит ничего убедительного формальная мысль, но такую убедительность обретает только исполненная мысль, как выразительное средство истины, укорененной не в пустой мысли как таковой, равно как и не в чем-то зримом, но в возможности экзистенции.