Психология человеческого «я» толкуется таким же загадочным образом. «Люди и боги… умирают в жизни друг друга и живут в смерти», «Сухая душа – самая мудрая и самая лучшая», «Людям следует крепко держаться за общее, как городу – за свои законы», «Судьба человека – в его характере», «После смерти нас ждет то, чего мы не ожидаем и о чем не думаем»13.
Выбирая из этих изречений подходящие и располагая их в разном порядке, можно по-разному понимать Гераклита14. Аристотель, например, сосредоточил свое внимание на аналогии Вселенной с неустанно горящим пламенем и посчитал Гераклита просто одним из ионийских материалистов, который, по извращенному капризу, сделал своей первоосновой архе – огонь15. (Но он не был уверен в правильности этой классификации: следуя своей логике, он предположил, что Гераклит на самом деле вообще не философ. В своей «Этике» Аристотель задавал вопрос: может ли какой-то дефект в характере Гераклита быть объяснением его «нелепых» изречений. В «Поэтике» он говорит, что многие трудности в текстах Гераклита можно было бы устранить, если обратить внимание на знаки препинания.)
Римские стоики считали себя последователями Гераклита. Они сделали логос материальным дыханием, или духом, разлитым во всей Вселенной. Отождествив этот дух с Богом, они соединили материализм с пантеизмом (точкой зрения, что все вещи в мире являются частями Бога)16. Наш современник Филипп Уилрайт, ученый и литературный критик, утверждает, что Гераклит на самом деле был поэтом и, излагая свою философию, применял «плюрисигнацию» – сознательное использование сразу нескольких значений одного слова17. Английские ученые (по крайней мере, некоторые из них) отстаивают толкование, согласно которому главным открытием Гераклита является то, что логос, единый космический порядок, стоит за и над хаотическим процессом18. Платон считал, что Гераклит был склонен отождествлять реальность с потоком. Он подытожил философию Гераклита в коротком изречении «панта реи» – «все течет». Это – полная противоположность собственной формалистической философии Платона и звучит как цитата из самого Гераклита. Этот вывод выражает ту же идею, что и знаменитый образ реки в изречениях самого Гераклита: «Мы входим и не входим в одну и ту же реку; мы есть, и нас нет…»19
В свете такого широкого разброса толкований может оказаться и интересно и полезно снова взглянуть на опыт парадокса, который описан Гераклитом, и на причины, которые привели его к выбору пророческого изречения как средства для описания этого опыта. Когда я «слушаю логос» Гераклита, я уверен, что слушаю не учебник, где собраны утверждения, составляющие «полиматию… искусство вредить и сеять смуту…»; и я не нахожу у него того вечного безмятежного порядка, который отражен в пифагорейском представлении, что все – космос.
Похожее ощущение парадокса я нахожу в стихах Басе, японского поэта XVII века, последователя дзен-буддизма. Басе – великий мастер хайку, трехстиший из семнадцати слогов20. И часть его поэзии передает его философию. Прислушайтесь вот к этим трем стихотворениям:
I Старый пруд.Прынула в воду лягушка.Плеск в тишине.II Ворона сидитОдна на голом суку.Осенний вечер.III Бурное море,Остров Садо среди волн.И – Река Небес.В каждом из этих стихотворений, как и в других стихах Басе, образы имеют особую, почти осязаемую наглядность. Короткие строки дают читателю непосредственное впечатление того, как отдельное конечное событие, в котором участвует что-то шумное, черное или скалистое, накладывается на фон спокойной гладкой поверхности звездной реки, старого пруда или розовых дымных осенних сумерек. В этом состоит философский парадокс дзен-буддистских взглядов Басе: бытие (действительность) спокойно и вечно, но может включать в себя существа, которые на краткий срок нарушают это вечное спокойствие. Маленький темный остров между неустанно движущимся морем и никогда не изменяющейся звездной рекой, сжавшаяся в комок одинокая маленькая ворона, которая выделяется черным силуэтом на фоне вечернего неба, – вот что, по мнению Басе, нам важно увидеть и осмыслить вместе с ним. Надо не думать об этом абстрактно, а пережить это непосредственно, и только с помощью стихов он мог надеяться напрямую передать нам собственные опыт и способность чувствовать.
Я считаю, что сравнение Басе с Гераклитом многое разъясняет. У них обоих было ощущение парадоксальности мира преходящих индивидуальных вещей. Их взгляды не полностью согласуются между собой: там, где Басе пишет о «Небесной Реке», то есть предполагает, что реальность – там, где звезды, Гераклит не в состоянии ничем успокоить дикое текучее море. Там, где Басе передает свои мысли напрямую через яркие зрительные образы, Гераклит применяет созвучия, игру слов, ясно выраженное словами противоречие. И все же у них одно и то же чувство парадокса в основе и одна и та же вера, что философские истины нельзя преподносить косвенным образом и в абстрактных понятиях, а следует излагать напрямую, путем интуитивных ассоциаций. Более того, это сравнение позволяет нам разглядеть одну особенность современного экзистенциализма. Экзистенциалисты часто пишут не обычные «полиматические» труды, а романы, поэмы или пьесы. Может быть, это тоже потому, что у них есть чувство парадокса, которое, как они интуитивно ощущают, может быть передано только путем литературного «обмена чувствами на расстоянии». Или, если взять другой пример экзистенциальной мысли, не выполняют ли изумительные, хотя и вычурные «этимологии» Хайдеггера[3] в какой-то степени ту же роль, что неожиданные обороты речи у Гераклита?21 Этот вопрос не был задуман как риторический, хотя я, разумеется, думаю, что верный ответ – «да».