помочь. Рассказать про Тьерри. И про деньги. Но сперва ответь: тебе очень
больно?
– С болью я пока что умею справляться, – огрызнулся Юпп (по крайней
мере хотел огрызнуться). – Ты да эти недоумки – вы и пяти минут не выдержали
бы в моей шкуре.
– Послушай, – начал Эрик унылым голосом специалиста по статистике,
объясняющего, что такое округление до нуля, – мы, конечно, знаем, что ты не
щенок, а просто матерый рецидивистище, любишь покуражиться и все такое. Но
ты кокнул Тьерри, ты знаешь, где хранятся твои денежки, и, может статься, ты
даже знаешь, куда затьеррил – в смысле, затырил – свои денежки Тьерри. Ты
будешь висеть здесь, пока все нам не расскажешь. Ну так, может, не будем
тянуть зря волынку?
Я на мгновение высунул голову, чтобы глянуть, что там у них происходит.
Эрик произвел на меня сильное впечатление. Такие, как он, любят
фотографироваться на фоне братских могил – на память. Достаточно бросить на
него беглый взгляд, чтобы побледнеть. Совсем не тот человек, которого
ожидаешь увидеть в доме, осененном ветвью оливы.
Что делать дальше
Я изучал цепь, на которой подвесили моего приятеля, и прикидывал, что
же теперь делать. Их было трое, и даже углубленное рассмотрение данной
конфигурации свидетельствовало: при таком раскладе обмен выстрелами вряд ли
обернется в мою пользу. Мне отчаянно был нужен совет какого-нибудь
дипломированного профессионала по части насилия вроде Юппа. Не будь он так
занят сейчас, он бы мне здорово помог. Я задался вопросом: а что, если
перестрелить цепь? Каковы мои шансы в нее попасть? И если я попаду – она
порвется? Одно я знал наверняка: если я стану целиться в цепь, я уж точно в
нее не попаду. С другой стороны, если я пойду на хитрость и не стану
стрелять в цепь, а выберу другую мишень... По выбранной цели я заведомо не
попаду, тут у меня не было сомнений, но вот попаду ли я при этом в цепь?
Коса на камень
– Не хотелось бы тебя обламывать, – прошипел Юпп, – но у меня одна
рука, одна нога, один глаз, врожденная гемофилия, и я загибаюсь от одной
очень модной болезни. Так что ссать я на тебя хотел – и то если сперва
сгоняешь мне за пивом.
Это было не совсем правдой: я знал, у Юппа есть слабое место -
запланированное на сегодня ограбление ему дороже всего на свете. И мысль о
том, что оно обречено на провал, была для Юппа хуже всякой пытки, но он не
собирался сдаваться. Мне оставалось лишь (x) восхититься его самообладанием,
(y) что-нибудь предпринять, дабы не допустить провала, и (z) сделать это
быстро.
Как выбраться из щекотливого положения
Секрет, как выпутаться из опасности или какой-то жутко затруднительной
ситуации, крайне прост: не фиг в такие ситуации попадать.
Я бы согласился в течение нескольких веков читать лекции в девять утра,
лишь бы не участвовать в этом чертовом представлении пьесы «Нет мира
под оливами».
– Нужно что-то делать! – пробормотал я достаточно громко, чтобы вбить
эту мысль в свою черепушку. Вновь и вновь перекатывая фразу во рту, я
прислушивался, как та отдается в черепной коробке: рецитацией я вводил себя
в состояние воинственной ажитации.
Дальнейшее наблюдение за наблюдателем
– В газетах вроде пишут, ты сегодня банк грабишь, а, Юбер? А ты? Висишь
на цепи и ждешь, покуда тебе яйца бараньими ножницами откромсают...
– Ну давай, Эрик, попробуй. Не церемонься!
– Знаешь, бараньи ножницы... Здорово помогают преодолеть зажатость. Был
тут один парень: когда мы его снизу слегка постригли – вот он развеселился!
Носился по комнате – просто круги нарезал, как пробка от шампанского! Но ты,
Юбер, особо не напрягайся: ты ж здесь среди своих, мы как-нибудь обойдемся
без этого. Нам спектакли ни к чему. Режи, правда, сердит на тебя – из-за
Тьерри. А я – я зла на тебя не держу. Я Режи денег должен, и все. Поможешь
мне расплатиться, тоже мне, делов. Я тебе вот что скажу: мне сейчас ехать
надо, там по мне одна девица слегка заскучала, а вернусь – поговорим. Ты
ведь тоже: только-только с дороги, вот и отдохни пока. Не скучай, носа не
вешай...
– Может, его приложить чуток? – подал голос Эриков спутник.
– Не может! – отрезал Эрик, вцепившись Юппу в вихор на затылке (Юпп,
увы, так и не сделал себе приличную стрижку), резким движением приподняв ему
голову и глядя прямо в глаза. – Мы еще хотим от него кое-что услышать. А ты
так приложишь, что потом только в гроб человека класть. Зачем обижать
человека... Вопросами всякими доставать... Пусть себе повисит несколько
часов спокойно. Потом сам все расскажет.
– Боюсь, мы к тому времени будем вынуждены вас покинуть... – спокойно
заметил Юпп.
– Не понял?!
– Твои дружки, когда меня брали, слегка засветились. Профессор скорее
всего уже сюда едет.
– Никто ничего не видел, не дрочи, – вмешался один из этих, что стояли
ко мне спиной, в зародыше давя каблуком Юпповы надежды.
– И ведь не врет, – усмехнулся Юпп, скосив на бугая глаза. – Только
ведь где ж тебе заметить, тоже мне – святая простота!
– Ну, если и профессор соизволит прийти, я буду только рад перекинуться
с ним парой слов. – Эрик был сама любезность.
– Я бы на твоем месте не очень радовался. Он будет в ярости.
– Уже боюсь. К нам пожалует разъяренный философ! Подумать только!
– Он не философ. Это всего лишь шутка. Он служил в Иностранном легионе,
но не прижился там. А все из-за склонности убивать людей раньше, чем об этом
попросят. Слышал про трех косоглазых, которых в прошлом месяце порешили в
Арле?
– Наркота, что ль?
– Ну да, все уши развесили – наркота, наркота. А мы просто заехали на
денек в Арль. Оставили машину на стоянке, подходим потом... Я-то ничего не
заметил, а профессор – «тут, мол, царапина на крыле». Старик на
скамейке говорит, это вьетнамцы парковали машину – и задели. А теперь сидят
в баре на углу. Мы – в бар: там и впрямь – три вьетнамца за столиком. Проф
не стал тратить время на выяснения: чья машина, кто за рулем сидел? Всадил
каждому по две пули в голову. «Чтобы наверняка», – говорит.
Эрик слегка придвинулся к Юппу: этак доверительно-заинтересованно, как
прущий навстречу вам трактор.
– В Арле, говоришь?
– Угу.
– Месяц назад порешили?
– Ну.
– Троих узкоглазых?
– Троих.
– Странно. А я думал, это я их кокнул. Или, может, вам другая какая
троица попалась? Н-да... Видно, совсем неудачный денек для
франко-вьетнамских отношений выдался.
Крыть Юппу было нечем. Эрик какое-то время сверлил его взглядом, а
потом расхохотался:
– Загибать, Юпп, я и сам могу. Не хуже тебя.
Все критяне лжецы
Какое любопытное развитие парадокса о критском лжеце, мысленно отметил
я, вслушиваясь в этот диалог.
Заодно я задался другим вопросом: чего ради Юпп пустился меня
рекламировать? Они, конечно, и так не очень-то ему поверили, но что с ними
будет, когда они увидят меня?!
Где я допустил в жизни ошибку?..
Моя жизнь: просто-напросто просрана. Мне следовало лет в восемнадцать
записаться в стрелковый клуб и не вылезать оттуда часа по три-четыре, изо
дня в день. Тогда сейчас я бы мог вальяжно явиться перед этой публикой -
этакий наделенный всеми полномочиями представитель провидения, -
перестрелять кого надо и отправиться завтракать.
Трепещите, мы идем!
Эрик уехал – по случаю чего один из его клевретов принялся
пересчитывать Юппу ребра бейсбольной битой. Забавно: при всем своем
высокомерии по отношению к американцам французы рабски подражают им в
культуре.
Замечу – терпение тоже порой вознаграждается. Видно, госпожа Фортуна
устроила в тот день незапланированный бенефис. Расклад: я и мое недоумение
против двух бугаев, оставленных стеречь одного незадачливого налетчика,