достоинствами местной застройки. Когда мы уже готовы были откланяться, внизу
на площади двое подростков принялись развертывать транспарант, гласящий:
«Вперед, мыслители, вперед!» – спровоцировав полицию на
применение не совсем адекватных средств подавления.
– Нас ждут: поклонники, строчка в истории, пора, – напомнил Юбер,
расстегивая ширинку. – Прошу прощения за вульгарность. – Он попытался
направить струйку мочи на тех полицейских, что без фуражек. Желтая ленточка
– чем ближе к земле, тем тоньше – протянулась от четвертого этажа вниз, с
дробным стуком дробясь о крышу полицейского фургона. В окне напротив
какая-то дама поливала циннии.
Мы отправились на первый этаж, а потом – на другой конец города, в
маленький банк, где месяц назад Юпп открыл счет.
Минуты за четыре до закрытия мы подошли к окошку. Широко улыбаясь, Юпп
смотрел, как кассир отсчитывает деньги. Сумма была достаточно солидной,
чтобы заметить ее утрату, но все же не очень велика. Мы лишь давали понять,
что захоти – мы могли бы нанести серьезный ущерб. «Пусть не думают,
что мы пошли на это из-за денег», – сформулировал нашу позицию Юпп.
Выходя на улицу, я ощутил легкую грусть: полицейские, взявшие главную
площадь в кольцо оцепления (и не одно), могли даже не подозревать о том,
однако ограбление состоялось, деньги ушли у них из-под носа – просто утекли
по проводам. Банда Философов уходила в отставку.
* * *
Мы устроили прощальный ужин.
– Что еще можем мы сделать? Ни-че-го... – вздохнул Юпп. – С ограблением
банков покончено. Осталось не омрачить наш триумф позорным арестом в
супермаркете – с мороженым цыпленком между ног, – и все. Главное – вовремя
остановиться.
Что ж, тут я целиком и полностью был с ним согласен, особенно – глядя
на обильно приправленную зизифорой [Зизифора бунгс – растение, применяемое в
качестве специи в некоторых восточных кухнях] рыбу в моей тарелке: еще пара
щепоток специи, и гастрономический букет превратился бы в нечто одноцветное
– порой граница между «хорошо» и «плохо» почти
неуловима.
Итак, оставив Тулон, мы отправились в Драгиньян, поскольку (a) тот
славился своим рестораном, и (b) пусть я не встречал ни одного серьезного
исследования на эту тему, но наш отъезд хорошо укладывался в русло надежно
зарекомендовавшей себя традиции делать ноги, заметать следы и таять в
пространстве: подобно Маклесфилду, Драгиньян был одним из тех городишек,
которые в список мест, посещаемых знаменитостями, хоть даже и принадлежащими
к преступному миру, могут попасть лишь под номером, выражающимся семизначной
цифрой. Искать нас там не взбрело бы в голову даже полиции.
Хоть ты ее знаешь, но знаешь ли ты...
Если бы не Жослин, нам ни за что бы не выйти на Сесиль.
Идея наведаться к ней в гости целиком и полностью принадлежала Жослин:
нам надо было похитить кого-нибудь из родственников Сесиль. Жослин знала,
что Сесиль, которая в итоге и нагрела «заказанный» нами банк,
воспользовавшись межбанковской кредитной линией для чрезвычайных ситуаций,
исчерпала все имевшиеся возможности отпрашиваться со службы, ссылаясь на
состояние здоровья, а потому настойчиво искала иного предлога, который
позволил бы ей воздерживаться от появления на работе, но тем не менее
по-прежнему регулярно получать чек, обеспечивающий существование всего
семейства: Сесиль, ее матушки и детей.
Естественно, переведя деньги со счета городской полиции (открытого для
оплаты различных мероприятий клуба отставных полицейских «На лучшем
счету») на наш счет и сообщив об этом лишь после того, как она
вернулась домой и узнала о местопребывании своей похищенной матушки, Сесиль
попадала под серьезнейшее подозрение.
Но доказать что-либо полиция была бессильна. Мы вовсе не собирались
ставить власти в известность о том, что в деле наличествует предварительный
сговор, тем паче не собиралась делать этого Сесиль. Более того, Сесиль даже
не претендовала на часть добытых с ее помощью денег: все, что ей было нужно,
– это благовидный предлог для оплаченного сидения дома, каковым вполне мог
служить нервный срыв, спровоцированный похищением любимой мамы «этими
ужасными налетчиками» (хотя мы и согласились на том, что в отдаленном
будущем Жослин одолжит Сесиль некую скромную сумму, которая ни у кого не
вызовет подозрений, но будет очень и очень кстати).
– Неужто все так просто? – спросил я Сесиль, уточняя детали операции.
– В принципе для перечисления денег необходимо наличие на документах
двух подписей, но если исходить из принципов, то и браки заключаются на веки
вечные...
Ужин в Драгиньяне 1.2
Мы почувствовали усталость, достигнув состояния, о котором говорят:
назюзюкались.
С тихим ужасом я обнаружил, что вновь оказался перед выбором, и с
удивлением поймал себя на мысли, что во мне заговорила склонность к
уединенной, скромной жизни, неспешным размышлениям – к тому, что явно не
входит в меню ресторана «У Одиль»; давно похороненный Эдди вдруг
сделал попытку восстать из гроба.
Юпп молчал, словно лишившись дара речи; он выпил больше обычного,
колючий, цепкий взгляд его затуманился. Впервые с момента нашего знакомства
я видел, что настороженное выражение, застывшее в его зрачках, вдруг
исчезло, вывесив табличку «Не беспокоить». Он потягивал вино -
клянусь, лучшее из всех, которые ему доводилось пробовать, – совершенно не
вникая во вкус.
Я же все никак не мог выбросить из головы историю одного египетского
вора, Аменкау, который, позаимствовав в чьей-то усыпальнице кое-какие
изделия из драгметаллов, отдал толику серебра писцу Ошефитемвусу за кувшин
вина и еще толику – Пенементенахту за бочонок меда. И они устроили
празднество, радуясь тому, сколь удачно удалось им спрятать концы в воду.
«Мы пришли с вином в дом надсмотрщика над рабами и влили в вино две
меры меда и пили его». Все эти трогательные подробности известны нам
из судебного приговора, вынесенного свыше трех тысяч лет назад. Бедняги
допустили лишь одну – но роковую – ошибку: стали сорить деньгами на людях.
Совсем как мы; надумай полиция прошвырнуться по дорогим ресторанам, где люди
швыряют деньгами...
Где я допустил в жизни ошибку 1000.1
– Меня еще никто так не целовал, – прошептала Зоя.
Я и поныне признателен Хеопсу за постройку великой пирамиды: пусть
заниматься любовью на камнях жестковато – это было незабываемо. И дело вовсе
не в том, что любовным ложем нам стало самое величественное сооружение в
подлунном мире... Иные вещи мы никогда не знаем наверняка, но, готов
клясться всеми святыми, то был лучший момент в моей жизни. А когда я сполз с
пирамиды вниз, все полетело под откос.
Ночь была холодна, звезды завистливо щурились, глядя на нас, но – вся
вселенная служила нам одеялом. Зоя, чьей специализацией была египтология,
больше всего радовалась именно месту нашего свидания. Что до меня – у меня
были кое-какие оговорки на этот счет, но, в конце концов, пирамида – не
флагшток, с нее не так просто упасть. Когда мы разомкнули объятия, я точно
знал (будто меня надо было в этом убеждать!): ответы на все загадки
мироздания заключены в книге формата 170 х 85 х 80 х 85, что-то египетское,
читать, как брайлевский шрифт, руками. Над нами сиял пламенный столп,
уходящий во тьму – если столп может ходить, – творение более величественное
и более причастное вечности, чем наш каменный матрас. Это пламя, огненным
венцом брызнувшее вверх над площадкой, венчающей пирамиду, научило меня:
протяженность пространства заполнена мраком и холодом, которых в нем слишком
много, тепло же, что согревает нас, исходит не от солнц, но от сгустка