Жизнь Аполлония Тианского

53. Клавдий к городскому Совету Тианы

Аполлоний, ваш согражданин и философ-пифагореец, объехал всю Элладу, доставив много пользы нашему юношеству. Удостоив его почестями[423], кои приличествуют добрым мужам, истинно преуспевшим в любомудрии, мы пожелали также выразить вам посредством этого послания наше благорасположение. Будьте здоровы.

54. Аполлоний к римским правителям [424]

Кое-кто из вас печется о пристанях, кое-кто о местах для гуляний, кое-кто — о стенах и зданиях, но ни до детей, ни до юношей, ни до женщин, обитающих в городах, нет дела ни вам самим, ни вашим законам. А иначе сколь прекрасно было бы жить под вашею властью!

55. Аполлоний к брату

По закону естества все возросшее преходяще, а стало быть, каждому суждена старость, за коей следует небытие. Итак, не сокрушайся сверх меры о супруге, почившей во цвете лет, и коли уж зашла у нас речь о смерти, то не думай, будто лучше жить, нежели умереть, — право же, всякий, у кого довольно здравого смысла, предпочтет смерть. Братствуй же тому, кто попросту именуется философом, а особо — пифагорейцем и Аполлонием, и приведи в прежний порядок свои домашние дела! Когда бы порицал я хоть что-нибудь в твоей покойной жене, то и новый твой брак будил бы во мне привычные опасения, однако усопшая была столь благочестива, столь предана супругу и от того столь достойна всяческой приязни, что уповательно и будущая твоя супруга явит сходные добродетели — а возможно, что, побуждаемая чтимой памятью о своей предшественнице, постарается она даже и превзойти ее в добродетели. Никак нельзя тебе закрывать глаза и на нынешние обстоятельства твоих братьев: у старшего до сих пор нет потомства, а у младшего, ежели и есть надежда обзавестись детьми[425], то лишь в отдаленном будущем, — вот и выходит, что родилось нас трое, а сами мы и одного не родили. Тут равная опасность как для отечества нашего, так и для рода. Ежели мы лучше нашего отца, — хотя мы хуже уже тем, что он-то сделался отцом, — итак, ежели мы лучше, то неужто нельзя надеяться, что от нас произойдут еще лучшие? Пусть родятся те, кому сможем мы передать наше имя, как промыслили некогда наши предки! Слезы мешают мне писать далее, да я и не предполагал написать ничего важнее уже написанного.

56. К жителям Сард

Переправясь через Галис[426], Крез лишился Лидийского царства, был полонен живьем, заключен в оковы, возведен на костер, но тут узрел, как уже занявшееся пламя гаснет — и так спасся, ибо явлен был ему от бога почет. Что же дальше? А то, что этот ваш предок и вместе царь, незаслуженно претерпев столь многие беды, преломил хлеб со своим врагом, сделавшись ему благожелательным советчиком и верным другом. А вы-то даже и к собственным родителям и детям, к друзьям, родичам и соплеменникам непримиримы, несправедливы и жестоки, да притом безбожны и нечестивы. Вы еще не переправились через Галис, не встретились ни с единым обитателем запредельных стран, а уже полны злобы. И вам-то земля дарит свои плоды! Земля неправедна.

57. К ученым сочинителям

Свет есть присутствие огня, ибо иначе как от огня не может он произойти, а сам огонь есть страдание, ибо родится от сожигаемого, между тем как свет досягает очей своим сиянием, не принуждая их, но лишь убеждая. Вот так и слово порою подобно огню и страданию, а порою — сиянию и свету, и это наилучшее слово да будет мною изречено, ежели не чрезмерна такая молитва.

58. К Валерию [427]

Никакой смерти нет, кроме как по видимости, и равно нет никакого рождения, кроме как по видимости, а причина в том, что поворот из бытия в природу почитается рождением, а из природы в бытие — соответственно смертью, однако же взаправду никто никогда не родится и не гибнет, но лишь становится прежде явным и после незримым — одно состояние происходит от сгущения вещества, второе от истончения бытия, а сущность всегда одна и та же, различаясь единственно движением и покоем. Таковое различие есть необходимое условие всякой перемены, однако же проистекает отнюдь не от внешних обстоятельств, но от слияния частей в целое и от расчленения целого на части, ибо все сущее едино. А ежели кто-нибудь спросит: «Что же это такое — то зримое, то незримое, являющееся сразу так и сяк?», то вот объяснение. Указанное свойство присуще всем на свете вещам: исполняясь полнотой, они становятся явными, ибо изображаются в густоте, а после вновь делаются невидимы, едва иссякнут из-за источения вещества, насильно исторгнутого и излитого из вечного своего вместилища, каковое вместилище пребывает безначальным и непреходящим.

423

Удостоив его почестями... — Филострат довольно хорошо отзывается о Клавдии, но ничего не сообщает о его расположении к Аполлонию.

424

...римским правителям... — т. е. правителям провинций, находившихся в распоряжении сената (см. примеч. 3).

425

... у младшего, ежели и есть надежда обзавестись детьми... — Если, как утверждает Филострат, Аполлоний не был первенцем, то под младшим братом он подразумевает себя. Из этого следует, что он или не считал обет целомудрия пожизненным, или находил неудобным хвастаться перед овдовевшим братом своей чистотой.

426

Переправясь через Галис... — т. е. вторгнувшись в пределы Персидской державы (о Крезе см. Геродот, «История», I).

427

Валерий — о каком представителе многочисленного рода Валериев идет речь, установить не удалось. Жанр утешительного философского послания был в древности весьма распространен, однако письмо к Валерию слишком напоминает «Утешение к Полибию» Сенеки и, вероятно, сочинено под влиянием этого образца: в обоих случаях утешитель указывает на бренность всего земного (у Аполлония к этому прибавляется пифагорейская концепция бессмертия души) и убеждает утешаемого, что чрезмерная скорбь постыдна и противна долгу; все это изложено в столь сходных выражениях, что письмо Аполлония напоминает школьную декламацию «по мотивам Сенеки».