и как, наконец, простясь с Варданом отправился в Индию (39—40)
39. И еще многое в этом роде говорил Аполлоний царю, находя его усердным в исполнении советов. Наконец, пресытившись обществом магов, он обратился к Дамиду: «В путь, Дамид — поспешим к индусам! Тех, кто приплыл некогда к пожирателям лотоса[49], позабыть о домашних привязанностях заставило лакомство, а мы, хотя и не отведав здешних яств, остаемся тут долее, чем это разумно и полезно». — «Я думаю точно так же, — отвечал Дамид, — однако, памятуя о сроке, который ты исчислил по львице, я ожидал, пока срок этот истечет — между тем он истек еще не полностью, ибо мы гостим тут лишь год и четыре месяца. Хорошо ли будет, ежели мы тотчас уйдем?» — «Нет, Дамид, — возразил Аполлоний, — ибо царь все равно не отпустит нас прежде восьмого месяца — ведь ты, я полагаю, и сам видишь, что он слишком благороден и добр, чтобы управлять варварами».
40. Когда, наконец, царь примирился с их уходом, и им позволено было отправиться в путь, Аполлоний вспомнил о дарах, кои медлил принимать до той поры, пока не обзаведется друзьями, и попросил: «О милосердный государь! Я не отблагодарил магов за гостеприимство и должен вознаградить их — итак, из благосклонности ко мне прояви попечение об этих всецело тебе преданных и премудрых мужах». Возрадовшись, царь отвечал: «Ради тебя я завтра же осчастливлю их и удостою многих милостей! А ежели сам ты не нуждаешься ни в чем из моего, то позволь хотя бы вот им взять у меня денег и всего, чего пожелают», — тут он указал на Дамида и его товарищей. Когда же и они отвергли посулы царя, то Аполлоний заметил: «Видишь, государь, сколько у меня рук и как они между собою схожи?» «Возьми хотя бы проводника, — промолвил царь, — да и верховых верблюдов, ибо путь ваш слишком долог, чтобы идти только пешком». «Быть по слову твоему, государь! — отвечал Аполлоний. — По слухам дорога эта и впрямь неодолима иначе, как на верблюдах, ибо они неприхотливы и легко отыскивают себе пропитание даже там, где нет пастбищ. А еще, я думаю, нам надобно запастись водою, наполнив ею, словно вином, мехи». — «На три дневных перехода страна будет безводна, — сказал царь, — а затем встретятся вам во множестве ручьи и реки. Путь вы должны держать через Кавказ — там и припасы в изобилии, и народ дружелюбен». Затем он спросил Аполлония, какой гостинец получит от него по возвращении, и тот отвечал: «Благодатный дар, государь, ибо беседы с мудрецами и меня сделают мудрее, так что я вернусь к тебе лучшим, нежели ныне». Тут царь обнял его и воскликнул: «Возвращайся — это наилучший подарок!»
КНИГА ВТОРАЯ
в коей повествуется о Кавказе и о Тавре, и каковы в тех краях диковины (1—3)
1. Итак, с наступлением лета путешественники выехали из Вавилона, имея при себе проводника, а также погонщика верблюдов и все необходимые припасы, коими в изобилии снабдил их царь. Путь их лежал через плодородные края, и в деревнях их привечали со всяческой учтивостью, ибо золотые удила головного верблюда оповещали всех встречных, что царь снарядил в дорогу кого-то из своих друзей. Наконец, когда достигли они Кавказа, то почуяли, как сами о том рассказывают, все возрастающее благоухание.
2. Кавказский хребет мы можем почитать началом Тавра, который пересекает Армению и Киликию вплоть до Памфилии и Микалы и до побережья, где обитают карияне — это и есть конечный предел Кавказа, а вовсе не начало его, как порой утверждают, ибо Микала невысока, а вершины Кавказа столь неимоверны, что едва не вонзаются в солнце. Вместе с прочими горами Тавра Кавказ окружает всю сопредельную с Индией Скифию, достигая Меотиды и левобережного Понта и простираясь на двадцать тысяч стадиев, ибо именно такова общая протяженность Кавказского хребта. Что же до сказанного о нашей части Тавра, будто она-де тянется за Армению, то долгое время этому никто не хотел верить, однако ныне подтверждением упомянутых домыслов оказались барсы, коих, насколько я знаю, ловят в душистых лесах Памфилии. Благовония для барсов усладительны, а потому, издалека влекомые чутьем, лишь только донесут к ним ветры дух источаемой стираксом смолы[50], они бегут из Армении через горные хребты в поисках этих благоуханных слез. А еще рассказывают, что некогда в Памфилии была поймана самка барса с золотым обручем на шее, и на обруче этом было начертано армянскими письменами: «Царь Аршак Нисейскому богу». Действительно, в ту пору царем Армении был Аршак[51], который, как я полагаю, увидев огромность зверя, посвятил его Дионису и отпустил, — Нисейским богом индусы и все прочие восточные племена именуют Диониса по индийской Нисе. Некоторое время зверь повиновался людям, позволяя гладить и ласкать себя, но весною, когда даже барсы распаляются любострастием, самка пришла в исступление и, томясь по самцу, умчалась в горы как была с ошейником — а поймали ее, завлеченную благоуханием, у отрогов Тавра. Итак, Кавказ огибает Индию и Мидию, а другой излучиной своего хребта спускается к Красному морю.
49
50
51
...в