Выбрать главу

Античные классики мало интересовали придворных дам, плохо знавших или вовсе не знавших латинский язык и предпочитавших куртуазную литературу, живую и актуальную в то время. Чтобы угодить вкусам общества, требовалось жертвовать гуманистическими пристрастиями, чего Боккаччо, однако, не стал делать в «Филоколо» и, быть может, потому работал над ним слишком долго. Тех же принципов он придерживался в ранней «Охоте Дианы», а в его лирике мифологические образы не более чем поэтическая игра.

Обстановка романа, как справедливо подметил Ф. де Санктис, сходствует с той, которая окружала автора. Это «страницы из закулисной жизни неаполитанского двора, картина жизни городского сословия, протекающей где-то между грубой наивностью простонародья и идеальной жизнью феодалов и рыцарей»[19]. Ученый называет любовные отношения в романе буржуазными, воспитанными культурой и искусством, при этом отмечая, что они лишены чести и религиозного чувства.

Де Санктис подчас бывал резок в утверждениях, и это его высказывание необходимо пояснить. Честь герои романа понимают по-разному. Для Крисеиды это внешние приличия, ее доброе имя во мнении людей, о чем она заботится больше всего. Она любит Троила, но ее чувство преходяще. Понятия верности, любовного долга ветреная героиня лишена. Для Троила же честь состоит в том, чтобы оберегать доброе имя возлюбленной. Ради нее он даже предал бы отечество и родню. Когда он разочаровывается в Крисеиде, в нем пробуждаются остывшие было родственные чувства: Троил искренне скорбит со всеми о смерти Гектора.

Мир романа чужд религиозности, несмотря на то, что слово «бог» так часто встречается на его страницах. Здесь это лишь речевая формула. В итальянских изданиях «бог» (Dio) и «божество» (Iddio) даны в единственном числе с заглавной буквы. Что это – желание Боккаччо привить героям, живущим в далекой языческой древности, христианские ценности или же ревностная набожность переписчиков? Сам поэт в «Генеалогии языческих богов» выдвигает теорию о нескольких смыслах поэзии, считая, что первоначально древние верили в единого бога, а многобожие возникло впоследствии благодаря философам и поэтам[20]. Эти идеи в «Филострато» намечены лишь пунктирно, тогда как в «Филоколо» проходят красной линией. В нашем романе есть и антиклерикальные ноты. В реплике Пандара о венце целомудрия (II, 135) слышится ирония Боккаччо в отношении священников, развернутая в «Декамероне» (вспомним десятую новеллу шестого дня). К тому же единственное в романе духовное лицо, Калхас, жрец Аполлона, персонаж отрицательный. Важный аспект рассмотрения «Филострато» – его форма. Октаву Боккаччо применил впервые, позаимствовав у бродячих площадных певцов кантасториев, чего не делали ни Данте, ни Петрарка. Народные стихотворцы изобрели эту строфу в качестве альтернативы старинным лассам и восьмисложным стихам с парной рифмовкой, уйдя тем самым от монотонности, свойственной французской средневековой эпике. Безусловно, созданию октавы способствовало влияние изысканной строфики провансальцев. Боккаччо первый ввел октаву в классическую литературу, оценив широту ее повествовательных возможностей. То, насколько верным был его выбор, подтверждает чрезвычайная популярность этой строфической формы: в Италии она господствовала вплоть до XVIII века, став обязательной для рыцарских и комических поэм. Однако раскрыть весь потенциал октавы поэту здесь еще не удалось. Строфы «Филострато» зачастую тяжеловесны из-за постоянных дроблений стихотворной фразы, так называемых анжамбеманов. Усложненный синтаксис фраз, не укладывающихся в строку, сближает стихотворную речь с прозаической, лишая ее ритмичности и пластики. Вместе с тем построение фраз в стихах значительно проще, чем в прозе, отличающейся у Боккаччо чрезвычайно сложными периодами, что можно видеть на примере пролога-посвящения. Неудивительно, ведь Боккаччо в прозе был новатором-зачинателем, а в поэзии намеренно шел по пути предшественников и современников. Октава, по замечанию А. Н. Веселовского, придает всему произведению оживленную интонацию, не позволяет отклоняться от предмета повествования, создает впечатление «чего-то живого, спешащего, целого»[21]. Что касается упомянутой косности, то Боккаччо частично ее преодолел уже в «Тезеиде», а во «Фьезоланских нимфах», самой зрелой из его поэм, октава зазвучала почти в полную силу.

вернуться

19

Де Санктис Ф. История итальянской литературы. С. 363.

вернуться

20

По этому вопросу см.: Смирнов А. Боккаччо С. 269

вернуться

21

Веселовский А. Боккаччьо, его среда и сверстники. С. 149.