— Тоже изволите знать?
— Как же, знаю, — угрюмо выговорил офицер и как бы подавил в себе вздох.
— Так вот оно как, — прибавил он задумчиво. — Чудно. Нашла же моя лошадь куда заскакать. Я и не знал, что у князя на Бутырках эдакий дом. Я тут часто проезжал верхом, но никогда не полагал, что это князя Телепнева. Чудно это. Удивительно совсем.
— Да-с, по-народному — примета, — улыбнулся Финоген Павлыч.
— Что, примета? Какая? — оживился богатырь офицер.
— Уж не могу вам сказать, а только коли чья-нибудь лошадь сама заскачет в чужой двор, то, стало быть, примечание есть. И верно примечание, доложу я вам. Самое верное…
— Да какое? — весело улыбаясь, переспросил офицер.
— А уж этого я вам доложить не сумею, а только что верное. Это уж я сам сколько раз на веку своем примечал.
Офицер поглядел в лицо седенького старичка и улыбнулся добродушно.
— Как вас звать? — выговорил он.
— Финоген-с. Я управитель княжеский. Сколько годов здесь живу и ее упомню.
— А по батюшке?
— По батюшке-то? Что ж вам? Господам это знать не полагается.
— Нет, вы уж скажите.
— Финоген Павлович, коли приказываете.
— Ну, очень рад, Финоген Павлыч, что с вами познакомился, — дружелюбно и ласково выговорил офицер.
Старичок от голоса, которым были сказаны эти слова, просиял. Видно было, что он очень чувствителен к такого рода обращению.
— Простите, а и мне позвольте полюбопытствовать — кто вы изволите быть?
— Я, как видите, офицер, но не московский, а петербургский. Теперь временно проживаю в Москве, а зовусь я — Алексей, по батюшке — Григорьевич, а по фамилии — Галкин. Фамилия, как видите, не мудреная и не громкая…
— Что же-с, ничего это-с. Галка все ж таки, ведь птица-с.
Управитель сказал это таким голосом и столько утешения наивно старался вложить в свои слова, что молодой человек невольно громко рассмеялся.
— Ну-с, прощайте. Если буду как проезжать мимо, заверну лично к вам в гости. Иной раз молока попрошу напиться, коли у вас есть.
— Сделайте одолжение-с, осчастливьте.
— Только я, Финоген Павлыч, теперь вряд ли заеду. А вот когда царица проедет через Москву, тогда заеду. А уж если вы говорите, что мой конь, к вам заскакавший, хорошая примета, то, пожалуй, я здесь и в гостях у вашего князя окажусь.
Но последние слова богатырь произнес со странным оттенком в голосе, почти грустно. Выведя лошадь из сада во двор, он ловко вскочил на нее, пришпорил и галопом съехал со двора.
— А ведь красавец, — выговорил Финоген Павлыч, глядя в пустые, настежь раскрытые ворота, — росту какого, да и в плечах-то сущий богатырь! Да и лицом такой чистый, да и ласковый. Нешто с нами, дворовыми холопами, эдак господа разговаривают! Должно, у него своих-то рабов нету в заводе, оттого он и ласков. Это уж завсегда так на свете бывает.
И Финоген Павлыч побрел в дом, чтобы снова во сто первый раз обойти все горницы и обнюхать всякий уголок.
«Авось минует меня… — думалось ему. — Приедет и уедет барин без встряски…»
III
Недалеко от речки Неглинной, близ Воздвиженского монастыря[4], в новом, недавно лишь отстроенном барском доме, был большой съезд: хозяин был именинник. Гости вереницей подъезжали к главному парадному крыльцу; двор был заставлен экипажами.
Хозяин дома был князь Егор Аникитович Телепнев, сын того, который ожидался в бутырском доме. Молодой князь был не более года как женат, и женитьба его воочию доказала всей столице, что князь Аникита действительно чудодей. Он женил единственного сына так, что наделал соблазну на весь город. Только очень недавно перестали толковать, судить и пересуживать брак одного из первых женихов Москвы. Особенно долго шумели и рядили те родители, у которых дочери невесты засиделись в девках. И князя Аникиту, и его сына матушки, метившие на богатого жениха, раздирали на части.
Действительно, случай был необыкновенный и почти диковинный. Князь Телепнев женил сына на замоскворецкой купчихе.
— За всю свою жизнь такового не запомню, такого не видал и слыхом не слыхал, — говорил один из старейших дворян московских. — Видали мы, что дворяне женятся на своих собственных дворовых девушках или на каких заморских — итальянках и шведках, бывало это завсегда из-за чародейства какого, из-за приворота, стало быть, из-за любви. А любовь слепа! Влюбится человек и женится на козе, и та ему коза кажет краше раскрасавицы. А чтобы эдак, с лавочниками венчались русские князья, — не слыхано и не видано.
И Москва дворянская соглашалась с говорившим. Если бы еще молодой князь влюбился в красавицу купчиху и женился бы на ней самокруткой, с побегом из родительского дома, ну, куда ни шло. Но диковинно было то обстоятельство, что молодой князь всего раза два или три видел эту девицу из купеческого звания. Собой она была очень неказиста, и не сам молодой человек затеял женитьбу, а князь-отец все настроил и уладил. Отважно рассудил и решил он, что чем купец не человек и чем купчиха не невеста для сына. И всех подивил…
4