Он играл сумасшедшего гениального хозяина до закрытия. Затем он возвращался к своей истинной форме хитрого жестокого мужика. Свой вклад в работу персонала он называл «Дрючка Морячка»… Фраза также служила в качестве одобрительного эпитета, который он бормотал по поводу и без повода. Сотрудники Морячка использовали любой случай, когда могли получить работу в другом месте, и именно поэтому он нанял Терезу так легко, несмотря на ее очевидную неопытность. Кроме того, она была ещё до некоторой степени привлекательной женщиной, не слишком старой и совершенно одинокой — именно тот сорт людей, которых Морячок любил держать под своим грязным ногтем. Она бы уволилась, но лето — и туристический сезон — заканчивались, в бизнесе наступало сезонное затишье. Вакансии трудно было найти.
В ту ночь Морячок посвятил себя домогательствам к Нэнси, официантки, которая была моложе и красивее, чем Тереза. Облегчение у Терезы сочеталось с угрызениями совести от чувства вины… бедная Нэнси… Потом она посмотрела на Морячка и подумала: лучше её, чем меня.
После закрытия, когда стулья были сложены на столах, она отдала помощнику официанта его долю чаевых, и пошла домой, в свою маленькую комнату в «Мотеле и Коттеджах Золотых Дюн». Там её ждал канал старого кино, баночка крем-соды и скрипучие завывания оконного кондиционера воздуха.
После того, как фильм закончился, она исполнила свой постоянный ритуал перед сном. У других женщин, насколько она знала, подобное священнодействие было связано с применением различных средств, чтобы выглядеть красивее, но Тереза уже мало на что надеялась в этой области, как и во многих других. Вместо этого она достала своё наследство от матери — бутылку нембутала. Внимательно рассматривая снотворное, она оценила свою решимость. Вздохнула и подумала о своей матери.
Если бы только этот многострадальный человек был ещё жив… Тогда Тереза по-прежнему обитала бы дома, изучая случайные курсы в местном колледже, и её вера в славное преображение всё также оставалась неизменной. Но в действительности её мать умерла и не оставила ей ничего, кроме давно просроченного нембутала, который, скорее всего, не смог бы уже выполнить своё предназначение.
Перед самым сном её посетила мысль о старом кече, и она почувствовала смутную зависть к его экипажу, думая обо всех тех прекрасных романтических местах, в которых корабль должен был побывать.
На следующее утро она вышла на неполный рабочий день в магазин «Судовая мелочевка». Другой ёе босс, Боб Джонсон, весело поздоровался с ней. Боб был настолько же привлекательным, насколько Морячок отталкивающим. Высокий спортивный мужчина с очень светлыми, белокурыми волосами и обгоревшим красно-коричневым обликом скандинава, который проводит слишком много времени на солнце. Боб, вероятно, заработает рак кожи в один прекрасный день, но в настоящее время он выглядел чрезвычайно здоровым. И счастливо женат. Ну что ж, подумала она, когда он рассказал ей о своей замечательной жене.
— Так-так, насколько продвинулся твой роман? — спросил он, как делал это в точности каждый раз, когда видел её.
— Движется помаленьку, — также, как обычно, соврала она только из гордости.
— Отлично, отлично. — Он отошел и начал распаковывать партию фурнитуры из нержавейки.
Несмотря на все свои регулярные вежливые расспросы, Боб никогда не пытался вовлечь ее в серьезный разговор о её предполагаемом романе. Она думала, это оттого, что он достаточно хорошо в ней разобрался.
Ей в самом деле принадлежали портативная электрическая печатная машинка, коробка писчей бумаги, несколько сотен страниц заметок и начатая первая глава.
Периодически и с всё большими перерывами она доставала первую главу и перепечатывала её. Но она уже давно поняла, что ей никогда не вырасти в писателя и не стать Джойс Кэрол Оутс. Во-первых, с ней ничего не случалось, так что о чем она могла написать? Кроме того, ей не хватало самодисциплины. Удачи. Таланта. И всех прочих необходимых вещей.