Но Бокша и думать не думал ни о каких волхвах. Госпожа и лекарша! Эти двое заполняли всю его голову, больше никто втиснуться в его мысли уже просто не мог.
– Госпожа! Вы живы! – Бокша бросился передо мной на колени, жадно рассматривая, будто все еще не веря, что снова обрел это долгожданное счастье – меня. – Но что с вашей рукой? – вдруг задохнулся он от гнева.
– Успокойся, Бокша. – Я мягко погладила его под теменной костью, упорядочивая мысли. – Она у меня что-то… совсем отказывается работать.
– Сейчас, сейчас, – торопливо заговорил он. – Лекарша уже здесь, она вас вылечит!
Да там была не только Меланья! Ко мне приближался целый отряд людей. И впереди всех – Никодим.
Вот оно что! Успел! Тогда, похоже, моя казнь может оказаться и отложенной. На неопределенный срок.
Никодим вел под уздцы коня, на котором восседала Меланья, связанная по рукам и ногам.
– Бокша, – с удивлением обернулась я к анту, – она же вроде и сама не против была помочь?
Бокша засмущался. Я ясно увидела, что привязывал Меланью, конечно, Никодим, приговаривая: «А вот чтоб не вздумала бегать!»
– Ладно, – улыбнулась я. – Главное – вы прибыли. А то я уж заждалась.
– Здравы будьте, княгиня! – поклонился Никодим, сдергивая с головы что-то вроде папахи. – Мы уж даже и не надеялись… Этот дурак (кивок в сторону Бокши) гнал нас, как сумасшедший, – верите, всю ночь ехали. По лесу! Сейчас чуть в болоте не утопли – слава Господу, светать начало.
– Рада тебя видеть, Никодим. Знаю, что Орей завел тебя вовсе не туда, куда мы думали… Да развяжи ты девочку!
– Ничего, целее будет, – зло сверкнул глазами на Меланью Никодим. – А что это с рукой вашей?
– Вот это и есть теперь объект лечения, – вздохнула я и подошла к наезднице. – Здравствуй, Меланья, сейчас все будет хорошо.
– А то уж не твоя забота! – ожесточенно выкрикнула она, демонстративно глядя поверх моей головы. – Хорошо будет! Это я приехала делать хорошо! И все вы у меня еще плясать будете!
Я невольно отшатнулась. Не от голоса девочки – от ее воспоминаний.
Я увидела, как голого, крепко привязанного к дереву Орея какой-то человек прижигает раскаленным на костре железным прутом. Старческая кожа дымится, шкварчит, словно сало на сковородке. Отвратительно воняет паленым. И делает это… – Когда он оборачивается, то отчетливо видно, что это Никодим. Его рот перекошен, сыплются грязные ругательства, но что они значат в сравнении с раскаленно-оранжевым концом железного прута в его руке?..
– Боже мой… Никодим… – медленно обернулась я к нему. – Ты, пытал ее деда?
– А чтоб правду говорил! – заносчиво восклицает Никодим высоким, яростным голосом, но мысли у него скорбные и горькие. – Я же приехал с дружиной – вас нет. Ну и поспрошал я его. А он – возьми да помре…
– Здравы будьте, княгиня, – весело поприветствовал меня сзади незнакомый голос. Я обернулась.
– Каллистрат, рода Оболыжских, – поклонился он.
– И вы допустили, чтобы в вашем присутствии пытали человека и запытали насмерть? – тихо спросила я у невысокого, гладко выбритого, лучисто улыбающегося человека.
– О, княгиня… – Улыбка сползла с его лица. – Если вы так добры, что переживаете даже из-за грязного колдуна, не желавшего вам ничего хорошего, тогда Никодим прав – стоило бросить все и мчаться вас спасать…
– Как это мило: замучить человека и тут же говорить комплименты даме. Из вас выйдет настоящий джентльмен, – покачала я головой.
– Надеюсь, княгиня, вы меня не слишком сильно сейчас отругали? – галантно поинтересовался Каллистрат. – Хочу вас обрадовать: зло, которое мы с Никодимом совершили… Нет, я, конечно, не пыткой добивался у этого мерзавца, куда он нас дел. Этот грех взял на свою душу Нмкодим. Но вы правы, княгиня, конечно, правы – я грешен в той же мере, что и он. Потому что не препятствовал пыточному способу дознания. Я все это отлично видела в его голове. Не было там только раскаяния, переполнявшего сумрачные мысли Никодима. Кал-листрат же был уверен, что поступил правильно, добиваясь информации любой ценой. И на пыточную меру он пошел с холодной головой, а вовсе не обезумев от горя, как Никодим, который решил, что опоздал, не сохранил княгиню, не выполнил последнюю волю Порфирия…
– Чем же вы хотите меня обрадовать? – вежливо поинтересовалась я, хотя ответ уже знала.
– Ваш Бокша явился очень вовремя. Ведь после смерти деда нам оставалось только взяться за внучку… И мы готовы были пойти на это. А пытать ребенка – это уже гораздо более тяжелое испытание для души, согласитесь, княгиня… Так что я самым искренним образом благодарен вашему анту, явившемуся как небесный ангел и спасшему меня от еще большего греха.
– Вы умны, Каллистрат из рода Оболыжских, – вздохнула я.
– Только разумен, княгиня. И мне жаль, что моя разумность с самой первой встречи была повернута к вам такой жестокой стороной… Но что сделано, того не воротишь. Надеюсь, княгиня, что хотя бы моих дружинников вы не будете винить в злодейском умерщвлении волхва. Они, конечно, присутствовали при пытке и даже помогали вязать колдуна, но только выполняли мой приказ.
Больше двух десятков утомленных, невыспавшихся мужиков позади него недружно поприветствовали меня:
– Здравы будьте, княгиня!…
– Кстати, о здоровье, – вновь оживился Каллистрат. – Бокша действительно гнал нас день и ночь. Но я вижу, что можно было не торопиться?
– До осени, во всяком случае, – кивнула я. – Местные жители заверили, что до осени я буду жива. А то и до весны. Но не позже.
– Да, теперь я вижу – ваша рука… Мне не совсем удобно говорить с девочкой, на глазах которой я запытал ее деда и едва не начал пытать саму… Никодим рассказывал чудеса о ваших способностях понимать людей. Может быть, вам самой с ней поговорить?
– Еще одно весьма разумное предложение с вашей стороны. Но прикажите все-таки ее развязать!
– Разумеется, княгиня. Василий, Фрол, снимите девочку!
– Есть хочешь? – спросила я Меланью, когда ее спустили на землю.
Она хотела сказать что-то резкое, но вдруг расплакалась:
– Хочу…
– Ну и пойдем. Жители местной деревни как раз славятся умением жарить уток!
– Нет, – вынесла вердикт Меланья. – Здесь обыкновенный сухоцвет. Такой красоткой, как раньше, конечно, не будешь, но делать рука сможет все,
Я увидела ее глазами будущее моей руки и согласилась:
– Лучше так, чем никак…
– Тогда я пойду собирать травы, – сообщила Меланья, ожидая отказа.
Никодим дернулся. Каллистрат вопросительно посмотрел на меня.
– Тебе дать кого-нибудь в помощь? – поинтересовалась я.
– Зачем? – тут же набычилась девочка.
– Лукошко нести, например. Ведь у тебя пальчик так и не зажил? Вот видишь! Могу сказать какой-нибудь девочке из местных, чтоб сходила с тобой, помогла.
– Ну ладно, – важно согласилась Меланья.
– Вы так уверены, что она не сбежит? – с показным безразличием спросил Каллистрат. – Ведь потом, в лесу, мы ее не найдем. Лес ей – дом родной.
– Уверена. Меланье самой интересно: получится ли у нее что-нибудь? Видели, как она поставила диагноз – послушать, так у меня что-то не сложнее насморка. Уверена, если мы спросим ваших господских лекарей-цирюльников, они от этого диагноза в обморок упадут. А Меланья – нет, взялась лечить. У нас в больнице тоже есть такие врачи. Профессионалы высочайшие. Но лечат болезнь, даже не замечая, что рядом с болезнью есть еще и больной. До пациентов им, по большому счету, дела нет, но за интересный клинический случай готовы Душу продать —днюют и ночуют в палате. И еще одно – вопрос престижа Даже волхвам не каждый день выпадает лечить княгиню! Не думаю, что и ей такое выпадет еще хоть раз. По крайней мере, очень на это надеюсь.
– Мне б вашу уверенность, княгиня! – хохотнул Каллистрат, – А что там с нашим князем Квасуровым? Никодим поведал страшные вещи…
– Пойдемте посмотрим. Вам судить – страшно ли это. Только не прикасайтесь, а то нашей травнице прибавится работы
На князя прибывшие смотрели, не разворачивая моих завязок. Ведь больше завязывать было некому, а я со своей парализованной рукой теперь вряд ли способна повторить такой подвиг.