Однако обнаружились новые обстоятельства. Его служебное рвение обернулась против него же… Никодим каждый день со страхом и раскаянием вспоминал свой пыточный подвиг. Он и раньше-то не чувствовал склонности к пыточному делу, а увидев мою реакцию на содеянное, вообще скис, опасаясь, что полностью потерял всякое уважение в моих глазах.
Однако и от мысли проситься присягнуть мне Никодим не отказался. И думал теперь одну горькую думу: что же сделать такого, чтоб загладить свою вину?
Мои лечебные процедуры едва не оказались под угрозой срыва из-за Каллистратовой хлебосольности.
Едва мы устроились в имении Оболыжских, как туда валом повалило в гости окрестное лыцарство. Слух о нас с князем Михаилом распространился быстро, и каждое утро начиналось с вереницы выстроившихся под окнами карет, повозок и спешивающихся всадников. Потом – долгое застолье. Каллистрат почувствовал себя первой знаменитостью Кравенцовского княжества, не уставал рассказывать обо мне, о моих доблестях и дорожных приключениях. Отчего приключения эти становились все красочнее день ото дня. Многие лыцары помнили еще моего отца, находили у меня большое фамильное сходство, вино за мое здоровье и успешное вокняжение в Суроже лилось рекой…
Я поняла, что здесь остановить эту веселуху будет трудно, и на четвертый день потребовала:
– В Киршаг!
Никодим поддержал меня с угрюмой радостью. Непроспавшийся после вчерашнего Каллистрат сперва не принял мое требование всерьез: – К чему такая спешка, княгиня! Вы не вылечились, мы еще даже не приступили к осмотру моей лаборатории…
– И не приступим, – заявила я. – Мне после Киршага нужно еще попасть в Вышеград.
– Княгиня, Киршаг – это такая дыра, поверьте мне. Там, кроме моря да самой Киршаговой пустохляби, и нет ничего. Вы успеете повсюду, – заюлил Каллистрат. – Смотрите, какие у меня сады, поля, лесные угодья!
– На лесные угодья я и в заповедном лесу насмотрелась, – сообщила я для незнающих. – А моря вашего не видела. Значит, в Киршаг!
И, уловив мысль Каллистрата оттянуть отъезд, уточнила:
– Отправляемся завтра, с утра.
Он стоял в полной растерянности, искал новые аргументы, жалко глядя на меня, и я не удержалась, вздохнула:
– А князь Михаил рекомендовал вас таким мыслителем, книжником, знатоком… Обещал, что получу истинное удовольствие от ученой беседы с вами…
– Княгиня! – обрадованно вскричал Каллистрат. – Я к вашим услугам!
– В Киршаге, – ободрила я его. – Разрешаю вам меня туда сопровождать.
Гостям, прибывшим к застолью, которое последовало в этот день по заведенной программе, уже было известно о моем предстоящем отъезде. К традиционным тостам добавилось пожелание успешного путешествия в Киршаг, и выяснилось, что чуть ли не у всех лыцаров имения как раз по дороге (ну в крайнем случае – чуть в стороне, но совсем чуть!), поэтому я настоятельно приглашалась в гости хотя бы на денек.
– Вы должны мне показать карту, – тихо сказала я Кал-листрату, сидевшему, как всегда, во главе стола по правую мою руку. – Неужели все Кравенцовское княжество представляет собой узкую полоску, вытянувшуюся вдоль дороги на Киршаг?
Каллистрат, отпивавший вино из серебряного кубка, чуть не захлебнулся от смеха:
– Карту? Хоть сейчас, княгиня! Только чтобы вы убедились, что это не так!
Пир был в разгаре, поэтому нашего ухода никто особо не заметил.
– Ну вот, хоть напоследок гляну, – порадовалась я, когда мы поднялись наверх, в комнаты, отведенные Каллистратом под лабораторию.
– Карта из самых точных! – заверил он, доставая из шкафа и разворачивая передо мной большой лист. – Видите, хотя Кра-венцовское княжество и имеет чуть вытянутую на запад форму, однако назвать его узкой полоской никак нельзя!
– Да, – согласилась я.-А всю планету увидеть можно? Здесь у вас нарисован только один материк, да и тот не так уж велик. Больше материков нет? Или хотя бы крупных островов? —
И вздохнула, обнаружив в голове Каллистрата своеобразные понятия о существующем мироустройстве. Какие там материки и планеты, когда над головой – хрустальный свод, а земля сиротливо плавает в бурных волнах бескрайнего Моря-Окияна?
– Только трех китов и не хватает внизу. Или трех слонов. Ладно, будем считать, что насчет всей планеты – это я пошутила. Неудачно. Давайте глядеть на известные вам земли.
Я склонилась к карте.
– Но… как так? Получается, отправляясь в Киршаг, я очень сильно отклоняюсь от дороги на Вышеград! Сейчас мы примерно здесь…
– Вот здесь, – чуть подвинул мой палец Каллистрат. – Эта маленькая точка без названия и есть мое имение.
– Ну и как же я потом, с такой окраины, доберусь к царову двору? – заволновалась я. – От Киршага сразу на север можно ехать, чтобы не возвращаться сюда, на восток?
– Не стоит, там весьма неприятные скалы. Возвращаться все равно придется. Крюк может быть чуть меньше, если вы поедете через сами Кравенцы…
– Ладно, – захлопнула я карту, – Нет смысла волноваться о возвращении, когда мы еще не в Киршаге. Лучше покажите, где вы сделали ту мерзкую погань, что так помогла нам с князем в заповедном лесу?
И не успел Каллистрат даже взглянуть на тот угол, а я уже направлялась к столику, уставленному колбами и ретортами. Странно все-таки, разговаривая с человеком, не терять времени на выслушивание его ответа. Странно и ко многому обязывает.
– А почему вы считаете, что ваш цар не даст согласия на брак между князем и княгиней? – спросила я, рассматривая разнообразные стекляшки.
Неожиданно даже для самой себя.
И попыталась прикусить болтливый язычок. Но слово вылетело – не поймаешь!
– Все-таки я прав был насчет ваших отношений с Михаилом? – сразу помрачнев, поинтересовался Каллистрат.
– В том смысле, в котором вы думаете, – не правы, – спокойно отмела я его подозрения. – А насчет будущего… Будет ли оно? И все-таки, раз уж я спросила.
– Цар? Ну… Он ведь не хочет, чтобы все рода господ сошли на нет! Так ведь можно и вообще остаться один на один с актами…
– Опять, – пожаловалась я. – Своим вопросом я разворошила в вашей голове такой рой сведений, что они совершенно безжалостно атаковали меня.
Поделом вам, – вздохнул Каллистрат. – Не будете подслушивать.
– Я слушаю, а не подслушиваю, – напомнила я. – Вы подумали вот про эти родовые записи. – Я указала на толстые фолианты в коричневых кожаных переплетах, стоящие на полке рядом с верстаком, который был завален причудливыми деревянными заготовками. – Вы внимательно прочитали их и обнаружили?..
– Что численность родов уменьшилась только за последние сто пятьдесят лет почти наполовину.
– Мор и глад? – шутливо поинтересовалась я, чувствуя растерянность, – уж больно угрюмым стал эмоциональный фон его мыслей.
– Полное процветание. Все плодится и размножается. Кучи детей – и законных, и незаконных. Только бесполезных гривен все больше лежит по усадьбам.
– И Оболыжские – один из только что закончившихся родов? – медленно договорила я за него. Он нахохлился, глядя в сторону.
– Сколько же ваших братьев задушила родовая гривна? – тихо спросила я, наблюдая за калейдоскопом его ужасных воспоминаний.
– Шестерых, – одними губами ответил он. – Я должен был стать седьмым, и последним. Мать как обезумела. Зги проклятые волхвы про каждого из них говорили, что, может, обойдется… И она заставляла надевать эту анафемскую удавку снова и снова… По-моему, уже после смерти второго сына она сошла с ума. Он всегда был ее любимчиком… А когда и он… Тогда она стала кричать, что…
– Да я знаю, не надо, – мягко сказала я.
Крики его безумной матери и так звенели у меня в ушах: «Я не рожала голутвенных – пусть все сдохнут, но не позорят род! Только лыцар достоин быть последним из Оболыжских!» – Да, – сказал Каллистрат, нервно улыбаясь. – Именно я стал тем, кто опозорил наш род. Наверно, я тоже голутвенный и лыцарова гривна оказалась бы мне тоже тесновата… Я не стал этого проверять. Мать… к счастью для меня, она успела захлебнуться в своем вопле и в крови, хлынувшей из горла, чуть раньше, чем я совершил эту глупость. И как только мать упала замертво, я запрятал родовую удавку подальше и живу… Живу! Пока еще лыцаровым отпрыском. Но мои не родившиеся дети, считайте, уже голутвенные. А их дети буквально через несколько поколений – уже анты. Мор и глад? Ха! Смутные времена унесли в небытие меньше фамилий, чем это медленное, но постоянное вырождение!