– Вновь приснилось пианино? – спросил меня отец.
Мотнув головой, я ответила:
– Пианино исчезло. Вернее, отошло на второй план. Была бы я рада, но, увы, на смену моей прилежной подружки пришло другое существо. Небольшого размера, точнее даже, крохотное. Безобидное, но тревожное. Мне трудно сейчас подбирать слова, папа, могу только сказать, что сегодняшний сон был на удивление подробным. Я никогда не ощущала нечто подобное. Вот ты, папа, вел диалог во сне?
– Скорее нет.
– Не помнишь?
Папа метнул взгляд в окно и раскрыл рот. Этим он напомнил мне саму себя. Взгляд рассеянный, словно танец сонной балерины. Крылья носа слегка раздуваются, будто от волнения.
– Фетула вел диалог.
– Этот мальчишка?
Папа чуть усмехнулся.
– Ему пятнадцать.
– Все равно мальчишка, – отрезала я.
Невольно задержав взгляд на папиной руке, я продолжила:
– При чем здесь Фет?
– Он мне встретился сегодня.
После этих слов папа погрузился в молчание.
– Неужели он выходит на улицу? – спросила я папу.
– Чаще, чем ты думаешь.
– Да ну.
– Перестань, – начал отец. – Он тебе нравится.
– Хватит! – резко оборвала я папу, толкнув его в бок.
Спустя пять минут в дверь постучались. Тихо, но неуклюже, кажется, ногой.
– Я принесла теплое молоко, – сказала мама, поставив поднос на табурет возле моей кровати. – Еще печенье и дольки мандарина.
Мама присела рядом со мной, поправила одеяло и обратилась к папе:
– Милый, оставь нас на минутку.
– Нужен буду, меня найдете, – ответил Марлотий, тихо закрыв за собой дверь.
– Где папа поранился? – тут же шепнула я маме.
Мама протянула мне руку и показала точно такую же рану.
– Вы играете так? – удивилась я.
– Это лечение.
– Кто же так лечится?
– Бабушка и дедушка тоже наносили себе такие ранки, – объяснила мама.
– И мне сделают? – поморщилась я.
– Ты пока маленькая.
– Вовсе не маленькая! – оборвала я маму.
Я еще долго разговаривала с мамой. Обсудила с ней учебу и тот день, когда осталась у Кауфы из-за сильно дождя. Рассказала ей про странные ощущения, которые начали одолевать меня в последнее время. Старалась передать то, что чувствую. Как сон наполнился деталями, а реальность накрылась пеленой. Не забыла про пианино, сказав, что оно отошло на второй план. Мама, конечно, тут же обрадовалась, но затем ее взгляд вновь потускнел, когда я описала крошечного человечка.
– Он такой же ужасный? – спросила мама.
– Вовсе нет, – покрутила я головой.
Выпив кружку молока, я подвинулась и пустила маму к себе. Забравшись с ней под одеяло, мы шутили и щекотали друг друга. После очередной шутки у меня заурчало в животе, и я поинтересовалась:
– Что у нас на обед?
– Индейка, – улыбнулась мама, оголив верхний ряд белоснежных зубов.
Заправив постель, я взяла чистое белье и отправилась в душ. Пока мылась, вспоминала папины слова о Фетуле. «Неужели он бывал в таком сне, – думала я. – Завтра спрошу у него».
Прошла уже, наверное, вечность, а я все стояла под теплым потоком воды, гладила живот, смывала остатки геля между пальцами ног, выравнивала полоску рыжих волос и всячески предавалась неспешному пению. Игриво мычала или хихикала, вспомнив что-то забавное. Переступала с ноги на ногу, корча из себя бравого солдата морского флота. Мне стало скучно, и я развернулась, отдав граду воды поясницу. Капли с легким постукиванием омывали мое тело. Затем, одна за другой, как рыбы в нерест, стекали по ягодицам и коленям. Я стояла в образовавшейся луже и подбрасывала мыльную воду пальцами ног. «Пора выходить», – подумала я. Опустила кран, смахнула с себя капли, отодвинула штору и встала на коврик. Не найдя своего полотенца, стянула с трубы мамино и тщательно вытерлась. Сполоснула под краном бритву, почистила зубы, осторожно подравняла брови и, надев чистое белье и сверху накинув халат, вышла из ванной.
– Фетула? – сказала я неосознанно.
– Хорошо помылась? – послышалось в ответ.
Взгляд расфокусировался и начал биться между картинами моего дома и столиками кафе «Булочки на пару». Фетула вышел на первый план, мама на второй. Чтобы не упасть в обморок, я закрыла глаза и присела. Стула подо мной не было, поэтому я здорово шмякнулась об пол.
– Фина! – закричала мама, будто увидела меня при смерти.
С кухни послышался дедушкин голос:
– Куда ты мчишься? Тебе нельзя так быстро бегать!
Фетула крепко схватил меня за руку и начал повторять следующие слова, словно читал молитву:
– Маме скажи, чтобы плеснула в тебя водой.
– Фина!
– Пусть мама плеснет в тебя водой! – не переставал кричать Фетула. – Слышишь? Это сон! Ты сейчас дома, Фина, не в кафе!
Он схватил меня за руку и не отпускал.
– Слышу! – отозвалась я. – Плесни в меня водой!
Через секунду я оказалась в гигантском океане. Мои волосы промокли, с кончика носа капала вода, глаза щепало, горло извергало остатки теплой воды. «Не промокаю под водой, – пронеслось у меня в голове. – Как такое возможно?».
Меня уложили обратно в постель и принесли горячего чая с медом. До своей кровати я добралась на крепких папиных руках. Казалось даже, что меня несет могучий великан, руки которого налиты сталью, глаза которого огнем пылают, но это был всего лишь мой папа. «Фантазерка», – сказала я сама себе.
– Тебе бы книги писать, – сказал отец ласковым ироничным голосом.
– Это еще почему? – удивилась я. Затем повернула голову в бок и увидала маму. Она вцепилась в меня взглядом и спросила:
– Кто же заказывает блины на выходе из ванной?
– Блины? – совершенно растерялась я.
– С черникой, – добавила бабушка, похлопав меня по животу.
Я полностью накрылась одеялом и еще долго не вылезала из-под него. Вспомнила Фетулу и запах свежих пирогов в округе. Глубокое дыхание, озабоченный взгляд, пружинистые волосы. «Это и вправду был Фетула», – не могла поверить я.
– Это не я упала! – закричала я, вскочив с постели. – Фетула меня толкнул, а потом сказал, чтобы меня водой облили!
Папа, дедушка, бабушка и мама застыли, словно ожидали птичку перед фотографией.
– Смешно вам? – обозлилась я.
Бабушка охнула.
– Что? – удивленно спросил дедушка, поглядывая на свой живот.
– Уже давно отлетела, – сказала бабушка, кинув взгляд на отсутствующую пуговицу на рубашке дедушки.
– Куда? – забеспокоился дедушка.
– Довольно! – крикнула мама. – Нашей дочери нездоровится, а вы тут о пуговицах!
– Я позвоню Перистокраевым, – отчеканил папа, собравшись выйти из комнаты. – Вечером к тебе придет Фетула, дочь моя.
– Только если в кафе! – возразила я, вспомнив чудесный запах карамельных булок.
Я еще долго лежала, уткнувшись лицом в подушку. Когда запах кислорода иссяк, я поднялась и уставилась на недошитую куклу. В комнате больше никого не было.
– Эй, девчушка, – сказала я маленькой даме в красном наряде. – Ты как там?
Кукла молчала. Ее голубые глаза были широко распахнуты. Так, словно она очутилась на краю света. Ресницы у нее длинные, пушистые. «Вот бы мне такие», – мечтала я. Эта кукла лежала на столе уже месяц. Дни, недели, ночи, рассветы уходили на подбор тканей, ботиночек, пуговиц и крапинок для индивидуальности кожи. Рукодельный набор подарили мне еще в прошлом году, всей семьей. Не знаю, сколько было вложено в этот подарок, но количество деталей, где числились даже уши, было запредельным. Я представляла семя хирургом, затем модельером. За целый год я сшила около пятнадцати куколок. Хорошеньких и не очень, милых и угрюмых, модных и скромных.
– Обед стынет! – донесся голос с кухни.
Не ожидав привычного бабушкина зазывного, от которого даже у дедушки стучит в ушах, я мигом вскочила со стула и побежала на первый этаж, оставив голубоглазую куклу наедине с ужасным пианино. После долгожданного обеда я отправилась обратно в постель. Во рту еще оставался привкус жареной картошки, но даже полоскать зубы отчаянно не хотелось. Навалилась приятная усталость, живот довольно пробурчал и принялся за свое дело. Закрыв глаза, я постаралась уснуть.