Скарлетт, на мгновение позабывшая о Николя, вернулась к действительности.
– А если я не хочу, чтобы ты наблюдал за моей встречей с другим мужчиной? – спросила она.
– Я и сам не в восторге от этой идеи. – Голос Хулиана стал дразнящим, а его пальцы напряглись, когда экипаж загрохотал по ухабистой дороге. Они подъезжали к окраине города, с каждой минутой неумолимо приближаясь к поместью Николя.
– Если ты действительно попросишь меня удалиться, я немедленно выйду из кареты и вернусь во дворец пешком, – ответил он. – Не забывай, однако, вот о чем: я здесь еще и потому, что не доверяю этому твоему графу.
– А мне ты доверяешь? – спросила Скарлетт.
– Я доверил бы тебе даже собственную жизнь. Но также я познакомился с твоим отцом и понял, что он из себя представляет, поэтому неудивительно, что я подвергаю сомнению человека, заключившего с ним сделку.
– Николя не похож на моего отца.
Когда Скарлетт узнала, что во время Караваля на самом деле встречалась не с графом, а с игравшим его артистом, и впервые написала настоящему Николя, его не было на континенте, потому что он оплакивал ее кончину. Губернатор Дранья солгал ему, объявив, что Скарлетт и ее младшая сестра погибли в результате несчастного случая. Сам Николя понятия не имел, каким ужасным человеком был Марчелло Дранья.
И разительно от него отличался. Он увлекался рисованием растений и с удовольствием рассказывал забавные случаи из жизни своего пса по кличке Тимбер. А еще он оказался таким же приверженцем правил, как и Скарлетт; и так сильно верил в традиции, что, чтобы встретиться с ней, ждал до окончания траура по Элантине, то есть до сегодняшнего дня. Нет-нет, Николя не представляет для нее угрозы. Но и сердце ее он вряд ли разобьет, в отличие от Хулиана, которому уже дважды удалось это осуществить. Даже если Хулиан не сделает этого снова намеренно, в конце концов, ее сердце все равно разобьется из-за него.
Когда Скарлетт впервые написала Николя, она хотела встретиться с ним только затем, чтобы утолить свое любопытство. Но потом Хулиан надолго уехал, а письма от графа приходили регулярно и служили ей поддержкой, которую она тщетно ждала от Хулиана. Именно послания от Николя дарили ей ощущение опоры в неустойчивом мире.
Будучи артистом Караваля, Хулиан не подвергался воздействию времени. Он мог умереть навсегда, если бы кто-то убил его вне игры, но никогда не состарится, пока будет оставаться одним из исполнителей Легендо. У Скарлетт язык бы не повернулся попросить его отказаться от этой привилегии.
Она не знала, намерен ли Легендо по-прежнему проводить игры после того, как станет императором, но благодаря внезапному исчезновению Хулиана на несколько недель одно уяснила твердо: Легендо все еще его контролирует. Какое бы совместное будущее ни ожидало Скарлетт и Хулиана, долго оно точно не продлится. Все же, даже зная это, она не могла заставить себя выдернуть свою руку из его ладони.
– Я не хочу, чтобы ты возвращался во дворец пешком, – ответила она. – Но если ты все испортишь, клянусь звездами, я больше никогда с тобой не заговорю. Граф должен поверить, что ты выступаешь в качестве моего сопровождающего. Можем сказать ему, что ты мой двоюродный брат.
– Едва ли это сработает. Если, конечно, не хочешь, чтобы он решил, будто ты вступила в неподобающие отношения с собственным двоюродным братом. – Хулиан придвинулся ближе и быстро поцеловал ее в шею.
Скарлетт почувствовала, как покраснели щеки.
– Немедленно перестань!
Он откинулся на спинку сиденья и так громко расхохотался, что карета затряслась.
– Я же просто пошутил, Малинка, хотя теперь испытываю огромный соблазн продолжать в том же духе.
8
Скарлетт вспотела от волнения, пока служанка вела ее по коридору, стены которого были обшиты расписными панелями, а потолок украшен лепниной.
Замечая кое-где трещины, она сочла их признаками начинающегося упадка. Хоть Николя никогда не говорил ничего подобного, сама Скарлетт в какой-то момент решила, что он хотел жениться на ней исключительно из-за богатства ее отца. Однако теперь она больше не была связана с грозным родителем, поэтому, если Николя когда-нибудь и сделает ей предложение, то только из-за нее самой.
От этой мысли ладони у нее стали еще более мокрыми, чем подмышки. Ей захотелось вытереть влагу о платье, но тем самым сделала бы только хуже, оставив на темно-розовой ткани характерные полосы.