выиграть, это ты можешь ему проиграть и опозориться, если немед-
ленно не соберешься. Все, что от тебя сейчас требуется - играть в
теннис так, как ты умеешь."
Этот мысленный разговор с тренером вывел его из оцепенения.
"Ведь Нортон прав. Я просто должен играть в теннис. Я играю
лучше, чем кто бы то ни было из людей, а теперь удостоился чести
противостоять... впрочем, неважно кому. Я смотрел записи ЕГО мат-
чей и не могу сказать, что ОН играет сильнее меня. Итак, на моей
стороне небольшое преимущество в технике выполнения ударов и пе-
ревес в два сета, ЕГО козыри - сильная подача, скорость и, самое
главное, моя паника. И если убрать этот страх и попросту поменьше
смотреть на НЕГО, то я сохраню все шансы на победу", - думал
Лонгли, выходя на следующий гейм. Пока противник готовился к по-
даче, он обводил взглядом зеленую траву, переполненные трибуны,
желавшие его победы, безоблачное голубое небо и, вдыхая полной
грудью свежий, подгоняемый легким бризом воздух, все больше успо-
каивался и сосредотачивался.
Хамад подал. Скорость подачи была огромной, и ее траектория
была самой неприятной, направленной в середину боковой линии кор-
та, но тем не менее на этот раз Уэйну удалось среагировать и рез-
ко послать мяч прямо в ноги выходящему к сетке сопернику. Тот ед-
ва сумел подставить ракетку и ответил неловким ударом с лета,
после чего Уэйну не составило труда обвести его мощным кроссом.
Этот успех ободрил Лонгли, и он с большим трудом удержался от то-
го, чтобы торжествующим взглядом посмотреть противнику в глаза.
Этот гейм Уэйн все же проиграл, хотя и в упорной борьбе, но в
следующем на своей подаче уверенно взял верх. В дальнейшем каждый
из соперников брал свою подачу вплоть до счета 6:5 в пользу Лонг-
ли, когда он, окончательно обретя уверенность в своих силах, соб-
рался наконец поставить точку в этом странном поединке. Первую
подачу Хамада в этом гейме он не принял, но три последующих отра-
зил столь резко и точно, что заставлял соперника ошибаться при
выходах к сетке, и получил двойной матчбол. Не обращая внимания
на апплодисменты и восторженные выкрики на трибунах, он сконцент-
рировал все внимание на приеме, желая развить успех, но следующая
подача Хамада была слишком сильной, и он даже не успел подставить
ракетку.
Оставался еще один матчбол. И хотя у него в запасе были два
выигранных сета, да и в этом противник в лучшем случае мог только
уравнять счет, в этот момент Уэйн почувствовал, что этот матчбол-
последний шанс
(В ЕГО СПОРТИВНОЙ КАРЬЕРЕ, А, ВОЗМОЖНО, И В ЖИЗНИ)
победить в матче. Впрочем, он имел достаточный опыт игры в крити-
ческих ситуациях. Собрав волю и нервы в кулак, он прибег к испы-
танной психологической установке, мысленно сказав себе: "Это не у
меня, а у НЕГО матчбол, и я должен сделать все, на что способен,
чтобы с п а с т и этот матч."
Трибуны затихли в ожидании развязки, и воцарившаяся тишина,
на фоне которой было отчетливо слышно хлопанье крыльев пролетав-
ших над кортом ворон, показалась Уэйну зловещей и гнетущей. Вне-
запно ему почудилось, что почва слегка колеблется у него под но-
гами, вызывая ощущение неприятной вибрации во всем теле. "Этого
не существует, это всего лишь мои нервы. Сконцентрируйся, потерпи
еще немного, и через несколько секунд этот кошмар закончится",
- подумал он в тот момент, когда Хамад подбрасывал мяч. Подача бы-
ла сильной, но не слишком сложной для приема, и Уэйн уверенно от-
разил ее. Противник не пошел к сетке, а ответил довольно слабым
ударом с задней линии. Вложив всю силу в крученый удар справа,
Лонгли послал мяч точно в угол корта и сам побежал к сетке. Ситу-
ация была стопроцентно выигрышной. Хамад, с трудом дотянувшись до
мяча, не удержался на ногах, и теперь Уэйну оставалось лишь под-
ставить ракетку и перебросить мяч через сетку, но... земля завиб-
рировала под его ногами, и тотчас же его окутала серая полупроз-
рачная пелена, вызывая ощущение мгновенно сменяющих друг друга
пульсирующих волн жара и холода. Двигаться стало тяжело, как буд-
то окружающий воздух стал в сотни раз плотнее. Чувство времени
изменилось. Застыв словно парализованный, Уэйн наблюдал, как
оранжевый мяч как будто в замедленной съемке летит прямо на него
сквозь мглу. Собрав последние силы, он сделал замах ракеткой, ка-
завшейся ему чугунной гирей, и ударил по мячу. По всем законам
физики посланный с такой силой мяч должен был перелететь через
сетку и приземлиться в четырех-пяти метрах от нее, но вместо это-
го он, прилипнув на долю секунды к ракетке, упал ему под ноги.
- Нет! Это нечестно! Надо переиграть этот мяч! - закричал
Лонгли.
Пелена исчезла так же внезапно, как и появилась, и перед ним