16 марта 1935 года Гитлер объявил, что Германия не связывает себя военными ограничениями Версальского договора. Вводилась всеобщая воинская повинность. Стотысячный рейхсвер развёртывался в миллионный — это для начала — и массированно переоснащённый вермахт. Но различия между армиями Веймарской республики и Третьего рейха состояли отнюдь не только в численности и вооружении. Главной чертой вермахта являлся его партийный характер. Создавалась не армия национальной обороны. И даже не просто армия захватов. Вермахт был армией расово-идеологической войны.
Гитлер ценил военных профессионалов более чем кого-либо. Генералитет и офицерство не подверглись массовым репрессиям по типу сталинской расправы с командованием РККА (которую германская сторона наблюдала с чувством глубокого удовлетворения). Была лишь аккуратно срезана самая верхушка, прежде всего Вернер фон Бломберг и Вернер фон Фрич.
В начале 1938 года военного министра подтолкнули к пропагандистскому акту женитьбы на девушке из пролетарского квартала. Реально влюблённый фон Бломберг дисциплинированно просил и получил санкцию Геринга. После чего гестаповские источники «обнаружили» причастность фрау Бломберг к среде столичной проституции. Почтенный генерал немедленно подал в отставку. Но, соблюдая дворянскую честь, не развёлся с молодой женой.
Герингу, однако, снова не обломилось: фюрер своим распоряжением вообще упразднил военное министерство и принял непосредственно на себя верховное главнокомандование вооружёнными силами Рейха. Начальником штаба главнокомандования, осуществляющего оперативное руководство вермахтом, был назначен генерал Кейтель, безоговорочно преданный партийному руководству.
В те же недели гестаповские источники «выявили» нетрадиционные половые связи главкома сухопутных войск. Очная ставка фон Фрича с негодяем-шантажистом проходила… в кабинете беспредельно возмущённого фюрера (подзабывшего свою пятнадцатилетнюю дружбу с покойным Ремом). Генерал категорически отрицал предъявленные обвинения, но вынужден был подать в отставку. Его сменил кейтелеподобный Йодль. Вскоре «выяснилось», что Фрич «стал жертвой серии недоразумений», включая «перепутанную» фамилию. Подставной псевдопартнёр попал в гестапо и уже не вышел оттуда. Однако о восстановлении Фрича в должности не было речи, он искал смерти и нашёл её в польской кампании сентября 1939-го, став первым немецким генералом, погибшим во Второй мировой.
«Дело Бломберга-Фрича» обозначило тенденцию радикальной нацификации вооружённых сил. Прошедшая партийную обработку военная генерация из второго эшелона постепенно заменяла генералов-традиционалистов прусской школы, носителей дворянских традиций кайзеровской эпохи. Но и этого было мало. Параллельно формировались особые вооружённые силы — войска СС, строившиеся по типу регулярной армии, но непосредственно подчинённые не государству, а партии.
Смерть и мир
Производители вооружений, командующие войсками, отдельные эффективные менеджеры типа Артура Небе были конкретно нужны гитлеровцам и потому оставались в игре. Но консервативные политики исключались из системы власти. Уже 3 июля 1934 года фон Папен подал в отставку с правительственного поста и отбыл послом в Австрию. Там его поимели вторично: он много сделал для мартовского аншлюса в 1938-м, после чего нацисты убили двух посольских сотрудников и погнали Папена дальше, теперь послом в Турцию. К сугубо техническим функциям свелась деятельность министра финансов Шверин фон Крозика.
Последней дошла очередь до дипломатии, где нацисты дольше, чем где-либо наступали себе на горло. С начала 1933 года внешнеполитический курс Рейха вырабатывался в трёх параллельных центрах: соответствующем отделе НСДАП во главе с партидеологом Розенбергом, министерстве иностранных дел Константина фон Нейрата и «бюро Риббентропа», непосредственно замкнутом на Гитлера.
Иоахим фон Риббентроп, гвардейский плейбой, удачливый коммерсант-виноторговец, гедонист и баловень судьбы, работал лично на фюрера. В НСДАП он вступил только в 1932-м, наблюдая стремительное движение партии к власти. Прежде того он не имел никакого отношения к нацизму, был безразличен к его идеологии и чужд ему ментально. Во всём гитлеровском проекте он видел лишь собственную карьерную сторону. Но его паркетная ловкость, гибкость и хитроумие были перспективны на дипломатическом поприще. Гитлер умел разбираться в людях, оценил Риббентропа и держал его на старте.
Альфред Розенберг упёрто подгонял внешнеполитические концепции под идеологическую доктрину. Барон фон Нейрат был дипломатом старой кайзеровской школы. Его пребывание на министерском посту было одним из условий, на которых Гинденбург назначал Гитлера канцлером. Он быстро эволюционировал в нацистском русле, однако в целом предпочитал прагматичную линию. Гитлеру, разумеется, была ближе расистская геополитика Розенберга, но в первые годы фюрер вынужденно отдавал приоритет профессиональным дипломатам.
Собственно, на первом этапе они вполне оправдывали себя. В 1933–1936 годах гитлеровская внешняя политика являла собой дымовую завесу, прикрывавшую реальные планы партии. Из речи в речь, начиная с 30 января 1933-го, фюрер подчёркивал миролюбие своего режима. Его майская речь в рейхстаге буквально потрясла мир: «Германское правительство убеждено, что сегодня может быть лишь одна задача — обеспечение мира во всём мире». Несколько дней спустя Гитлер ещё раз развернул свою «программу мира»: «Мы не хотим войны и никогда не будем подчинять себе чужие народы». Профессионалы фон Нейрата успешно доводили эти выступления до иностранных коллег, уточняли и конкретизировали.
Эта работа возымела действие. Даже такой искушённый политик, как Дэвид Ллойд Джордж, посчитал, будто Германия претендует лишь на равноправную роль в «европейском концерте». Даже выход Германии из Лиги Наций в октябре 1933 года — первый крупный шаг Гитлера на международной арене — был воспринят с сожалеющим пониманием. Европейская элита сознательно закрыла глаза на инициированный из Берлина неудачный июльский путч австрийских нацистов 1934 года, в ходе которого был расстрелян эсэсовцами канцлер Энгельберт Дольфус, ориентировавшийся не на нацистскую Германию, а на фашистскую Италию. По-настоящему протестовали против нацистского беспредела в Австрии только два государственных руководителя — Сталин и Муссолини.
Фюрер точно рассчитал: Европа, где уже начинает бурно расцветать политкорректность, не просто не хочет, она боится войны. И с шизофреническим упорством будет верить берлинским пацифистским речам, а не собственным очам.
Борьба за мир предстояла не хуже советской — чтоб ни камня на камне. Неудивительно, что Сталин влёт разгадал замысел, недоступный респектабельному европейскому пониманию. В этом смысле «чудесный грузин» оказался куда проницательнее «валлийского лиса»: «Дело не в фашизме хотя бы потому, что фашизм в Италии не помешал СССР установить наилучшие отношения с этой страной. Дело в изменении политики Германии», — сказал он на XVII съезде ВКП(б) уже в начале 1934-го, имея в виду экспансионистские геополитические устремления Гитлера.
Эти устремления были чётко прописаны в «Майн кампф» десятилетием ранее. Первым этапом намечался разгром «смертельного врага» Франции и создание «германской Европы ста миллионов немцев». Но «уничтожение Франции — только средство, чтобы обеспечить германскому народу расширение границ в другом месте». Где именно, указано однозначно: «Мы сознательно переходим к политике завоевания новых земель в Европе. Мы, конечно, можем иметь в виду в первую очередь Россию и окраинные государства, которые ей подчинены».
Разумеется, на этом тоже не предполагалось останавливаться. Хотя бы потому, что Англия, естественно, не приняла бы отводимой ей роли «вспомогательного государства». Значит, война — причём поистине всепланетного размаха, учитывая обширность пространств Британской империи. Потом есть Америка. Дальше дойдёт до временно союзной Японии… Ведь война и есть жизнь.