— Не думаю, чтобы я смог, не так ли?
— Да, тем более, что это будет бесполезной тратой времени, — согласилась она.
— Ну, тоща я даже мечтать об этом не буду.
Он чувствовал себя посвежевшим и отдохнувшим, и удивлялся, с чего бы это, если принимать во внимание его недавние действия. Возможно у него было полно времени, чтобы перебороть это. Он знал, что боролся с травмой на всех фронтах, и долгое забытье помогло ему в этой успешной борьбе.
Насколько мог, он начал приводить в порядок свою голову. В те недели, что он провел в госпитале, все, о чем он просил, был магнитофон, пленка и беруши, с тем, чтобы не было помех, когда он увеличивал громкость в моменты сильной концентрации.
Фаза 2
6
Лучше экипированный для встречи с миром, чем до своего появления в госпитале, Джерри с большой благодарностью пожал руки спасшим его докторам и отвесил грациозный поклон остальному персоналу. Он сел в доставленный ко входу «кадиллак» и поехал через ветхие улицы самых южных пригородов Лондона в направлении деловой части кипучего, бурлящего центра.
Он припарковал машину на Шафтсбери-авеню, в арендованном им гараже, и легкой походкой направился на разведку в свою обычную среду.
Это оказался мир, управляемый в те дни оружием, гитарами и иглами, мир более сексуальный, чем сам секс, мир, в котором правая рука стала основным половым органом мужчины, который только и делал, что размышлял о том, что населению Земли суждено было удвоиться еще до наступления двухтысячного года.
Это был совсем не тот мир, который всегда знал Джерри, он чувствовал, что мог лишь смутно припомнить тот, другой мир, настолько похожий на этот, что отличие практически не улавливалось. Даты выстраивались как попало, и только это было для него вопросом, настроение же было в основном то же самое.
Недавно переделанное из кинотеатра, шумящее разноголосицей на тринадцати заполненных развлечениями этажах дешевое казино Эмметса — вот то место, куда надо пойти, решил Джерри. Он повернул за угол и увидел казино.
Три видимых ему стороны здания были полностью залиты неоновым светом всех мыслимых цветов: неоновые слова и неоновые картины с шестью или даже десятью различными движениями. Музыка не гремела — она тихо и сглажено истекала: мягкие, приглушенные звуки, которые на самом деле лишь напоминали музыку.
Мистик начала двадцатого столетия, если бы увидел такое, мог бы подумать, что перед ним — видение царства небесного, думал Джерри, медленно двигаясь по направлению к казино.
А оно искрилось и вспыхивало, вращалось и курилось, и высоко над всем остальным, создавая впечатление подвешенности в темном небе, золотом светилось одинокое слово: ЭММЕТС.
В сверкающем фойе у входа, обслуживаемом юными девушками в военной униформе с имитацией винтовок, которыми они в шутку изобразили кордон на его пути, Джерри обменял связку банкнот на кучу жетонов для использования в игральных автоматах. Он прошел через высокие, сияющие красным и голубым турникеты и двинулся по яркому толстому ковру в первую галерею, находившуюся на уровне земли.
Лучи мягкого пастельного света странствовали в полумраке холла, в котором постукивали, разговаривали и пели монетные автоматы. Джерри начал спускаться по короткому лестничному пролету, слушая смех молодых мужчин и женщин, слоняющихся между автоматами или засиживающихся около них, или просто танцующих под музыку, льющуюся из гигантского автоматического проигрывателя, занимающего большую часть одной стены.
Джерри потратил несколько жетонов на лучевую пушку, управляя условным лазерным лучом и стреляя его светом по целям; если свет попадал в особую зону, выпадал приз. Однако его счет был невысоким: недоставало практики. Неудача испортила настроение, и он начал думать, что, не беспокойся он так мало о меткости, он бы теперь не был в таком скованном состоянии. Кэтрин или, скорее, ее присутствие давало его жизни единственный двигательный мотив, который, похоже, мог стать составной частью этой жизни. Теперь ему долго будет недоставать ее; с этим было покончено.
Бесцельно бродил он среди кегельбанов и игральных автоматов, нагибался над счастливыми молодыми людьми, возбужденно рука об руку сидевшими за автоматами. Джерри вздыхал и думал, что истинная аристократия, которая правила бы в семидесятых, толпами ходила снаружи: голубые, и лесбиянки, и бисексуалы, уже наполовину осознавшие свое великое предназначение, которое найдет свое претворение, когда стоящее в центре секса раздвоение чувств будет понято полностью и понятия «мужское» и «женское» станут чем угодно, только не бессмыслицей. Вот так. Бродя таким образом, он был окружен всеми возможными суррогатами секса, одному или нескольким из которых предстояло стать главной движущей силой человечества в период около двухтысячного года — свет, цвет, музыка, кегельбаны, фармацевты, полигоны с оружием, едва ли хоть в какой-то мере способные доставить сексуальные ощущения и в то же время естественные средства его замены.