— Оля, Дьявол не просил ее разрешения, мы можем потерять девочку, если будем медлить. Не бойся, мы знаем, что делать. Тебе лучше выйти. Это не самое приятное зрелище.
— Нет, — вскричала она, кидаясь ко мне, — доченька! Мила!
На этот раз я выждала, а потом дернулась к ней, стараясь вцепиться в шею, там, где аромат крови казался невыносимо дурманящим. Зубы вновь разрезали воздух. Я открыла глаза, наблюдая, как двое мужчин оттаскивают женщину, выталкивая ее из комнаты и закрывая дверь.
Очередная вспышка выбила меня из реальности. Та же маленькая девочка рыдает на полу, что-то бормоча сквозь горькие слезы, мужчина подходит к ней, и, хватая за ворот платья, тащит в черный чулан, где ее ждет тонкая свечка и книга, полная молитв, которые никто никогда не услышит.
— Она хорошо привязана?
— Да, я позаботился об этом.
Моему зверю это не нравится. От мрачных фигур исходит угроза, и мне не нравится быть связанной. Я слежу за каждым их шагом, в надежде, что кто-то подойдет достаточно близко, при этом, не забывая бороться с путами, которые потихоньку начинают поддаваться.
— Тогда приступим. — На мое лицо падают холодные капли воды. — Здесь нужна «отчитка».
Я морщусь, тихонько шипя от неприятного ощущения. И он хочет меня этим напугать? Нет, это какая-то странная пытка, но и она не сломит мой дух. Теперь больше ничего не сможет этого сделать.
— Посланный дух, именем Христа заклинаю тебя, посланный, запрещаю тебя! — Старик подошел ко мне ближе, держа на вытянутой руке массивный золотой крест. Он ледяным металлом коснулся моей оголенной ноги.
В ответ я заверещала, дергая веревки, пытаясь разломать кровать. Это прикосновение было неприятным, раздражающим. Мне не нравился его контроль надо мной. Вслед за этим понеслась череда монотонных фраз, которые низким звоном повисли под потолком комнаты. Это не прекращалось, и я зарычала, пытаясь заглушить жалкий лепет.
— Оставь ее руки навсегда, запрещаю возвращаться. Оставь ее тело навсегда. Нужно Святое писание. — Мужчина передал старику книгу в золотой обложке, в тон кресту, и тот взгромоздил ее мне на грудь.
Я часто задышала от внезапной тяжести, ерзая, чтобы скинуть ее. Это душило меня, словно лежать в могиле, когда вес земли давит на грудь, и ты уже не можешь пошевелиться. Из горла вырвался всхлип, но я старалась приглушить его, не показывая врагу свою слабость. Он знал, в чем моя уязвимость, он давил на открытые раны, пытая меня самым мучительным образом. Связанная, обездвиженная, брошенная на их волю. Они хотели похоронить меня заживо, навечно замуровать в этой комнате. Я обезумевшим зверем билась на кровати, чувствуя, что она уже проседает подо мной, но веревки, казалось, завязались только туже.
— Мне нужен отдых, — старик смахнул капельки пота, со лба белым платком и обессилено упал в кресло, дыша, словно после долгой пробежки. — Этот демон силен.
— Но мы спасем мою дочь?
— Несомненно, но нужно время. Демон вцепился в нее своими адскими клещами. Ты же видишь, как она страдает. Мы продолжим завтра. Я должен подготовиться.
— Хорошо, — кивнул мужчина, тоже выглядевший уставшим. — Я готов на все, чтобы спасти дочь.
— Твоя вера сильна, не позволяй ей пошатнуться. Мы справимся, но ты должен поговорить со своею женой, она не достаточно верит в Господа нашего. Это губительно для вашей дочери. Этот дом должен быть божественным убежищем в этом аду.
Старик медленно поднялся, задев тяжелую штору, и впустив в комнату тонкий острый луч света, резанувший меня по ноге. Я дернулась, стиснув зубы, из глаз брызнули слезы. Пожилой мужчина замер, изучая мою реакцию, а потом убрал тяжелый том с груди, забирая его вместе с крестом.
— Мы добились неплохих результатов, — кивнул он, отходя в сторону. — Главное, не теряй веры.
Я осталась совершенно одна, опасливо смотря, как оконный проем становится все светлее, а шторы с трудом сдерживают солнечные лучи. Комната наполнилась неприятным желтоватым сиянием, а температура воздуха резко подскочила. Я чувствовала себя так, словно меня посадили в духовку, решив запечь до румяной корочки. Не хватало только открыть окно и включить гриль на полную мощность. Моего зверя оставили в покое, но надолго ли? Что им мешало отдернуть штору и зажарить меня до черных угольков? Солнце могло убить, и этот факт заставлял еще сильнее дергать веревки. Они отвечали мне, врезаясь в кожу.
— Я хочу посмотреть на нее, — донесся из соседнего помещения женский голос. — Что вы с ней сделали?