Я поднялся с травы и отряхнул руки. Кажется, меня ждало что-то крайне неприятное. Вокруг стояла звенящая тишина. Верхушки деревьев немного выделялись на фоне темно-синего неба, поэтому создавалось впечатление, что я нахожусь в клетке. Я достал фонарь из кармана и включил его. Судя по всему, заряд на нем заканчивался.
Я совершенно не знал, что мне нужно было делать и куда идти. Все дикари куда-то пропали. Странно. Они набросились на меня впервые за все время. А потом еще и отнесли на поле и оставили нетронутым. Что же им было нужно? Они не собирались меня убивать. По крайней мере пока. Значит, они меня куда-то вели специально. Придется играть по их правилам, иначе мне не выбраться.
Я направился в сторону леса, ведь больше идти было некуда. Трава шуршала под ботинками и цеплялась за шнурки. Мир будто бы боялся пошевелиться или издать лишний звук. Один я нарушал его покой. Фонарь высвечивал впереди меня небольшой овал, который помогал мне обходить кочки и немного разбавлял мой страх.
Так я успел пройти несколько десятков метров, пока фонарь не потух. Я остановился и постучал им об коленку в ожидании чуда. Но заранее знал, что он не включится. Ритм сердца начал увеличиваться, а по лбу потекли холодные капли. В такой непроницаемой тьме я больше не мог продолжать движение. Фонарь вывалился из мокрых ладоней и укатился в траву. Я не стал его поднимать, а лишь отчаянно выругался в пустоту.
Вдруг, будто услышав мой зов, вдалеке появилось белое свечение. Этот свет не был похож на желтизну глаз дикарей. Нет. Он больше напоминал свет от обычного фонарика, подобного тому, который я только что потерял. Кажется, там были люди…
Не думая о последствиях, рискуя собственной жизнью, я побежал на свет.
Я летел туда так, как будто свет был моим единственным спасением. Мне казалось, что стоит мне моргнуть, как он тут же потухнет. Я несколько раз спотыкался о кочки, путался в траве и едва падал. Но в конечном счете, преодолев около километра за минимальные сроки, я достиг источника. Когда до фонаря оставалось совсем немного, я заметил рядом с ним два силуэта. Один из них сидел на траве, закрыв руками лицо. Второй, коренастый, стоял, наклонившись над первым. Я узнал в них тех, кого я видел в своих воспоминаниях, и холодок пробежал по моей коже.
Я сбавил темп и теперь уже аккуратно шагал к силуэтам. До меня донеслись всхлипы. Плакала девушка. Иногда она что-то неразборчиво произносила. Мне показалось, что она говорила «это мы во всем виноваты», на что парень, утешавший ее, тихо отвечал «у него был трудный период в жизни, Маш». Их голоса были до ужаса знакомы. Как будто в прошлой жизни я слышал их множество раз.
Я решил подойти поближе, так, чтобы они меня увидели. Но даже когда я мог дотянуться рукой до юноши, они не обращали на меня внимания.
– Что случилось? – Спросил я. Я не открывал рта уже очень долго, поэтому мой голос как будто бы высох и почти не звучал.
Силуэты не слышали меня. Они все говорили о своем.
– Ты не понимаешь, Леня, – всхлип, – он видел нас там! На него столько всего навалилось за последний месяц. Родители, детский дом, мы с тобой… если бы я только могла что-то для него сделать… – девушка начала плакать сильнее.
– Тише, Маша. Он обязательно поправится. Обязательно…
Кажется, они говорили обо мне. Они думают, что из-за них я оказался здесь. Судя по тому, что я видел, они правы. Но они так переживают за меня. Почему тогда я думал, что они плохие? Почему тогда мне казалось, что весь мир настроен против меня? Почему только сейчас, покинув его, я замечаю, что все было не так, как я думал? Все-таки мир очень несправедлив.
Краем глаза я заметил знакомое свечение. Снова белый фонарь. Снова он светит прямо на меня. Я мысленно попрощался с ребятами и пошел на свечение, уже предполагая, что могу там найти. И я был прав.
За небольшим круглым столом сидел седой (насколько я мог разглядеть) старик. Одной рукой он держал рюмку, пальцами другой что-то перебирал. Взгляд его был направлен в пустоту. Брови нахмурены. Глаза мокрые. Старик что-то шептал. Когда я подошел поближе, я понял, что. Он говорил: «Не уберег паренька. Не уберег».
Дед показался мне очень знакомым, хоть я и не вспомнил, откуда его знал. Говорил он, скорее всего, обо мне. И говорил искренне, с большим сожалением. Мне захотелось поговорить с ним и сказать, что я здесь и никуда не девался. Но я знал, что он меня не услышит.