К моменту отмены ограничений Гласса-Стигала, события исторического значения, погребенного в архивах финансовых сводок, ФРС Гринспена ясно дала понять, что будет готова страховать наиболее рискованные и сомнительные новые авантюры финансового сообщества США. Пришло время для запуска гринспеновской революции секьюритизации.
И это была не случайность, а тщательная разработка. Политика невмешательства ФРС в отношении банковского надзора и регулирования после 1987 года имела решающее значение для осуществления более широкой программы Гринспена по дерегулированию и финансовой секьюритизации, на которую он намекал в своем первом выступлении перед Конгрессом в октябре 1987 года.
18 ноября 1987 года, всего лишь через три недели после октябрьской фондовой катастрофы, Алан Гринспен заявил Банковскому Комитету Палаты представителей США, что «…отмена ограничений Гласса-Стигала обеспечит значительную общественную выгоду при одновременном контролируемом увеличении риска». [4]
Гринспен будет повторять эту мантру до тех пор, пока ограничения не будут окончательно отменены в 1999 году.
Поддержка со стороны ФРС Гринспена нерегулируемого использования производных финансовых инструментов после катастрофы 1987 года сыграла важную роль в глобальном взрыве номинальных объемов торговли деривативами. Глобальный рынок деривативов вырос на 23 102 % по сравнению с 1987 годом и достиг величины 370 трлн долларов к концу 2006 года. Такие номинальные объемы выходят за рамки понимания.
Уничтожение ограничений Гласса-Стигала
Одним из первых действий Гринспена в качестве председателя ФРС состояло в призыве к отмене Акта Гласса-Стигала, за что горячо выступали его старые друзья в JP Morgan и Citibank. [5]
Закон Гласса-Стигала, официально Закон о банках 1933 года, вводил разделение коммерческой банковской системы от уолл-стритовского инвестиционного и страхового банкинга. Изначально Гласс-Стигал предназначался для обуздания трех основных проблем, которые привели к жестокой волне банковских падений и депрессии в 1930-е.
Банки инвестировали свои активы в ценные бумаги с последующим риском для коммерческих и сберегательных вкладчиков в случае биржевого краха. Недоброкачественные займы выдавались банками для того, чтобы искусственно поддерживать цены на некоторые ценные бумаги или финансовые позиции компаний, в которые банк инвестировал свои собственные активы. Банковский финансовый интерес в собственности, ценообразовании или распределении ценных бумаг неизбежно искушает банковских чиновников давить на своих банковских клиентов, чтобы те инвестировали в бумаги, которые сам банк был вынужден продавать. Это был колоссальный конфликт интересов и приглашение для мошенничества и злоупотреблений.
Банки, которые предлагали инвестиционно-банковские услуги и взаимные фонды были субъектами конфликта интересов и других злоупотреблений, что приводило к нанесению ущерба собственным клиентам, в том числе заемщикам, вкладчикам и банкам-корреспондентам. Подобным же образом сегодня, когда нет больше ограничений Гласса-Стигала, банки, предлагающие секьюритизацию ипотечных обязательств и аналогичных изделий через полностью принадлежащие им специальные компании, которые они создают, чтобы вывести риск «из банковской отчетности», являются соучастниками в мошенничестве sub-prime секьюритизации, которое вероятно войдет в историю как величайшее финансовое мошенничество всех времен.
В своей истории Великого Краха экономист Джон Кеннет Гэлбрейт отметил, что «Конгресс был обеспокоен тем, что коммерческие банки в целом и банки-члены Федеральной резервной системы, в частности, понесли значительный урон в связи с падением фондового рынка отчасти из-за своего прямого и косвенного участия в торговле и владения спекулятивными ценными бумагами.
«Законодательная история закона Гласса-Стигала», - продолжает Гэлбрейт, - «свидетельствует о том, что Конгресс также имел в виду и неоднократно фокусировался на более тонких опасностях, которые возникают, когда коммерческий банк выходит за рамки бизнеса, действуя в качестве попечителя или управляющего, и вступает в инвестиционный банковский бизнес либо непосредственно, либо путем создания филиалов, чтобы держать и продавать частные инвестиции». Гэлбрейт замечает: «В течение 1929 года один инвестиционный дом Goldman, Sachs & Company организовал и продал почти на миллиард долларов ценных бумаг в трех взаимосвязанных инвестиционных трастах: Goldman Sachs Trading Corporation, Shenandoah Corporation и Blue Ridge Corporation. Все они в конечном итоге обесценились до нуля».