Нам пришлось засмеяться этой бессвязности и разлепить рты в улыбке. И хотя мои друзья делали это искренне, считая Славу настоящим сумасшедшим, который перегрыз горло санитару, у меня пошлая шутка не вызвала брюшного хохота. Нет, я растянул губы в улыбке из-за страха... из-за того, что Расул как-то пристальнее, внимательнее, чем обычно посмотрел на меня. И пока Слава соображал, что ответить на эту очевидную глупость и не обращал внимания на повернувшегося к нам Расула, азербайджанец вдруг круто, по-борцовски обернулся и бросился к опешившему скинхеду.
- С-у-ука!
Мощный удар потряс ротовую полость Славы, словно она попробовала нового Орбита со вкусом апперкота. Парень, не отличающейся куриной субтильностью, отлетел к серому стволу дерева, которое выбило из его груди перебитый стон. Пространство мигом сцепилось рваными стежками-криками, как из-под рук неумелой швеи. С шумом навалилось на сердце смуглое небо, и мертвеющая под ногами трава потянулась к плечам. Мои одноклассники заорали, опьянённые чужой беззащитностью. Они часто так кричали, когда находили тех, кто не хочет защищать свою честь, и вместо того, чтобы пожалеть избиваемого, к которому я постепенно стал проникаться симпатией, я вдруг поблагодарил судьбу за то, что не стою на его месте.
- Сдохни!
Расул, как пощипанный коршун подлетел к согнувшемуся Славе и с ходу нанес мощнейший удар ногой ему в живот, отчего тот подпрыгнул и содрогнулся, как эпилептик. Мне на мгновение показалось, что в мощных колебаниях воздуха, вызванных ударом, отлетает Славина душа. Расул восторжествовал, повернулся к нам и широко улыбнулся. Высунув от побеждённого страха язык, он с вызовом смотрел на нас. Обои взял свидетелей лишь потому, что ему как лидеру, нужно было доказать пошатнувшееся первенство. Он - король, а мы - его свита, задолжавшая повелителю раболепные аплодисменты.
Но, хлопать оказалось рано.
Празднуя неоконченную победу в лучших традициях обезьяны, Обои был вдруг повален на землю, да так неуклюже, как подсечённое у комля дерево, что ударился подбородком о землю и, судя по неистовому воплю, прокусил зубами язык. Катаясь по земле от невыносимой боли, точно одержимый, он ждал своего Иисуса, и Слава, с побагровевшим от боли лицом уже воссел на его животе. Возможно, от убийственного удара его спас обвисающий, как саван, бомбер, скрывший фигуру. Не медля, новенький провел обряд исцеления: начал наносить точные и быстрые удары кулаками, сбитыми до состояния белых костяных шаров.
Мы, обесточенные от жизненной энергии, смотрели на то, как красивое лицо Расула, смуглым дон-жуановским налетом сводившим с ума каждую девчонку, у которой лобок уже порос волосами, превращается в кашу. По негласным законам пацанского мира мы не могли вмешиваться в драку, и если остальные просто чтили этот священный до тупости закон, то я получал какое-то скрытое, фрейдовское, мазохистское удовольствие от наблюдаемой картины. Это было уже не лицо, а омлет без яиц, но с кровяной колбасой. Прямо на глазах набухали, как сливы, подглазья, а темень лица, сквозь вялую решётку рук, через которую с лёгкостью проникали удары Славы, стала расцветать холодными могильными цветами. Скинхед продолжал бить Расула.
- Сда... юсь! Сдаюсь! Стой!
Ещё пара ударов.
- Не бей!
Скин остановил занесённую для удара руку. Его кулак был разбит, как Наполеон при Ватерлоо. Не говоря ни слова, он поднялся с Расула, прикованного к земле силой тяжести и страха. Как только тот перестал ощущать тяжесть противника, то в болезненном жесте подтянул ноги к груди и, свернувшись младенцем, пару раз всхлипнул навзрыд и заплакал. Для полного сходства с ребёнком, Расул должен был засунуть палец в рот, но тот был превращён в распухшие оладьи, намазанные густым слоем смородинового варенья. Мне было страшно видеть не полученные им увечья, а то, что сильный и уверенный по жизни человек, который никогда не допускал на лице печальной гримасы, может вот так, как ребёнок, катаясь по убитой осенью траве, плакать.
- После того, как восторжествовало господство белой расы, - кое-как отдышавшись, произнес Слава, - и я тебя пощадил, - он замолчал и не в силах ничего придумать, закончил, - после того... как я тебя победил, уф... и пощадил, эээ... после этого, иди в жопу.
Ему ответили слёзы, которые пробегая по разбитому лицу Расула, то напивались туманным багрянцем, то набираясь тёмной черноты, капали на траву. Вокруг его головы трава блестела, как поутру в росяной диадеме. Слава, прежде чем удалиться, бросил, как мусор:
- Живи.
Расул заскулил.
Бездарная советская архитектура с прижатыми по швам руками. Внутри не лучше, какое-то цементное дерьмо, облепленное дрянной плиткой. Жить в таких домах - это умирать заживо, а ими застроена почти вся страна. Мой тон всегда созвучен моим мыслям, и поднимаясь в квартиру Славы по лестнице, от которой несло драными кошками, я испытывал чувство стыда. Всё-таки странно идти в гости к человеку, в засаде на которого ты принимал участие. Парень дружелюбно, как в позабытых русских традициях, открыл дверь и впустил меня в самую обычную квартиру, где наверняка в гостиной висел на стене выцветший ковер.
- Привет, - мне не хватило духа сказать ему "здарова", - ты зачем меня пригласил? Я школу прогулял, а там сегодня важная контрольная.
Конечно, мне было наплевать на контрольную, иначе бы я не пришёл, но ведь надо было себя как-то оправдать? Слава, одетый в джинсы и просторную футболку с каким-то кельтским орнаментом, дружелюбно сказал:
- Приветствую. Ты я вижу, человек не пропащий, посему ты сегодня подвергнешься воздействию моих блинов с вареньем и национальной пропаганды. А контрольная была придумана евреями, чтобы русскому люду жизнь испортить. Да не напрягайся, это я так шучу.
Я ожидал увидеть комнату Славы обвешенной флагами III Рейха и повешенными евреями, но это оказалась скромная советская каморка с типично-российскими обоями в полосочку. Мне, правда, давно уже казалось, - обклеил этими светло-бежевыми полосками комнату, и сразу провел по своей жизни бесконечную чёрную полосу. Сам я жил в достаточно богатой квартире с евроремонтом, так как мои родители никогда не бедствовали и даже обещали, что когда я поступлю в институт, то начну жить отдельно. В стареньком лакированном шкафу хвастались мудростью толстые книги. На столе возрастал ярко-красный подиум из более новых книжных изданий, создавая пьедестал для потрепанного и включённого компьютера. Я глянул на корешки этих книг и прочел: "Ледокол", "Миф ХХ века", "Война в толпе", "Так говорил Заратустра". Я не узнал из названий ничего, кроме Ницше.
- Чай будешь? - предложил скин, - садись за стол, если какие-то книги заинтересовали, то бери, смотри, читай, спрашивай. Извини, бухла нет, поэтому только чай.
- Не, спасибо. Я не пью. Бухло... а разве настоящий скинхед не должен вести трезвый образ жизни, заниматься спортом там? Я об этом где-то читал, вроде в журнале.
- Пиво и национал-социализм - это единственное, что не придумали жиды. Так что твоя трезвость может создать серьёзные проблемы для прихода к мудрости национального социализма. Ха! Кстати, ещё, если бы у меня был интернет, то тогда бы в мире было три вещи, которые не придумали жиды. Но так как я отрезан от Сети, то жиды-таки добрались до интернета.
Хмыкнув, я спросил:
- Ты не боишься того, что Расул тебе отомстит?
- Не исключено. Только он очень труслив и вряд ли сунется ко мне. Вот если я еще раз его изукрашу, тогда да. Но я думаю, ему будет просто стыдно признаться старшим в том, что его вот так избили. Короче - насрать на это дело.
- Ты забываешь про то, что Расул ещё слишком гордый. Он не допустит того, чтобы его статус кто-то опустил. Он в школе авторитет.
- Гордый говоришь? - засмеялся парень, - ну давай тогда посмотрим на гордость этих обезьян.
Он порылся в электронных папках и извлек на свет божий полтора десятка видеороликов. На них неизменно присутствовал кулачно-уличный юмор и уроженцы юга, измятые или насаженные на ножи, в страхе забыв про свой темперамент, пытались убежать прочь из кадра.