Салли встала и откинула прядь длинных волос с глаз.
— Ну, теперь пора, — сказала она.
В пятнадцати ярдах отсюда на вершине небольшого холма по ту сторону дороги высокий ковбой в узких синих джинсах и майке с рисунком кивнул и залез в кабину тягача. Он включил двигатель, послышался скрип шестерен и лязг включенного сцепления. Он обернулся и посмотрел сквозь заднее стекло — точно ли попадает в большую яму. Но как раз в тот момент, когда гроб начался опускаться, резкий порыв ветра качнул его в сторону, развернув поперек ямы. Выкрашенный бронзовой краской гроб с приставшими к нему комьями мягко осел на землю, как бронзовый мост через могилу. Водитель вышел из кабины.
— Брат Бобби не хочет ложиться в землю, — сказал я.
— На этой неделе с меня было достаточно брата Бобби, — сказала Салли, глядя на стаю птиц, порхающих среди деревьев и стремительно пикирующих над ручьем. — Никогда не представляла себе, что существует такое огромное количество анкет, бланков, форм и такое множество адвокатов. Городские адвокаты, кладбищенские, адвокаты земельных владений Бобби, адвокаты из отдела парков Аризоны. Подумай только, эти проклятые адвокаты из Управления по охране окружающей среды потребовали декларации об экологической чистоте… — Салли подобрала плоский камешек и швырнула его, наблюдая за тем, как он прыгает на поверхности воды. — Наконец, я сделала то, что должна была сделать сразу, — сказала она, глядя на то место, где погрузился камень. — Пошла на кладбище и заплатила могильщикам по тысяче долларов каждому, чтобы они выкопали могилу. Наняла несколько полицейских-мотоциклистов для эскорта. Могильщики сказали, что они все сделают, что у них всегда полно свободных могил на кладбище — некоторые покойники похоронены сразу в трех или четырех местах.
Ковбой смотрел на гроб, сдвинув на затылок свою шляпу.
— Поверни гроб, Оррин, — закричала ему Салли. — Все равно от него мало что осталось.
— Салли, — сказал я, положив руку ей на плечо, — он все же и твой брат.
Я вспомнил, что Бобби говорил мне, как он любит ощущение опасности.
Мой брат — оказывается, у меня было и другое «я».
Салли повела плечом, и я убрал руку.
— Я уже оплакала его, насколько могла. Ты ведь знаешь, что, если бы он выполнил, что задумал, то хоронили бы нас, а не мы его. Мне было горько, когда он умер, и я плакала, но прошлой ночью я думала о Барнсе и бомбах, которые бросали в нас. Я рада, что мы хороним его.
— Ты не думаешь, что он все это специально разыграл, что он хотел умереть, хотел, чтобы мы помогли ему убить себя?
— Я об этом не думаю, Форрест. Какое это теперь имеет значение для нас? Сколько ты еще пробудешь здесь?
Ковбой в кабине тягача поднял краном гроб с земли, подвел его ближе к отверстию могилы и направил под нужным углом. Тягач остановился на свежевырытой куче земли, и гроб закачался, как маятник, на фоне темно-голубого неба.
— Я улетаю в Лондон завтра утром. Как твой отец?
— Врачи говорят, идет на поправку и через неделю-другую сможет вернуться домой, но я поверю только когда увижу собственными глазами. Внешне он выглядит хорошо, даже располнел. Но стоит на него посмотреть, и видно, что-то в нем сломалось. Вначале я думала, что он притворяется на случай, если Дику Эсмонду надоест сидеть в тюрьме и он начнет говорить. Видит Бог, он достаточно заплатил Дику. Я вижу папу каждый день, порой он говорит что-то осмысленное, а иногда несет совершенную чепуху. Капля здравого смысла в диком лепете. Я пытаюсь что-то в этом понять, перевести какие-то суммы в клиники фонда реабилитации, передать их благотворительным организациям, пытаюсь спасти деньги от проклятого правительства. Но иногда бывает трудно разобраться во всем этом.
— Я немного скучаю по твоему старому фургону.
— А я нет. У меня не хватает времени, чтобы управиться со всем этим. — Она стряхнула землю с рук. — Ты не останешься завтра на церемонию открытия? Послушаешь речи. Будет губернатор, приедет телевидение. Мы можем преподнести тебе серебряный мастерок или что-нибудь в этом роде. Это ведь парк имени твоей матери, ты должен присутствовать.
— Может быть, и должен, но мне надо возвращаться в Лондон. Через две недели мы будем создавать свою команду «Формулы-1», и то уже с опозданием на три недели, — ты знаешь, как это бывает всегда. Я хотел только проводить Бобби, проведать тебя, посмотреть, что здесь изменилось.
— Единственное, что здесь изменилось, — появилась могила Бобби и табличка с именем твоей матери. Как мы договорились — «Заповедник имени Салли Конкэннон». Я сделала так, потому что подумала: это лучший способ распорядиться землей, которая принадлежала твоей матери. И папа в один из моментов просветления одобрил эту идею. Он доволен, что Бобби и его мать будут теперь вместе и что они похоронены там, где она родилась.