— Ты боишься связать на всю жизнь свою драгоценную особу?
— Что-то в этом духе.
— Ты мог бы сказать что-нибудь более приятное. — После паузы она добавила: — Это удивительно, что мужчины не умеют говорить некоторые вещи.
— Я рад, что ты была со мной.
— Я не могла не пойти с тобой, Форрест. Если бы я располагала временем подумать, может быть, и не сделала бы этого. Но ведь это взаимно, правда? Если бы я задумала какое-нибудь безумство, бьюсь об заклад на десять долларов, что ты бы пошел за мной. Мне кажется, стоит мне дернуть за ниточку, и ты послушно следуешь моей воле.
— А иногда дергаю за ниточку я.
— Да, так оно и есть. Как у тебя дела с «Формулой-1»?
— Я всего несколько часов как приехал. Мне нужно поговорить об этом с твоим отцом.
— О Боже, поговори с ним не откладывая. Ему понадобится неделя, чтобы остыть. Немедленно приступай к делу.
— Но на какие средства? Я не могу спокойно тратить деньги, заработанные на умирающих детях и наркоманах. Ты думаешь, деньги от продажи наркотиков становятся чистыми просто потому, что ты подержишь их в руках?
— О чем ты говоришь, Форрест? Кто, черт возьми, может разобраться — откуда эти деньги? Это же Америка. Ты можешь разбогатеть или разориться в зависимости от того, с кем знаешься, что обещаешь и можешь поставить. Ты знаком со множеством людей и получаешь финансовую поддержку. Какого черта ты ждешь? Если бы каждый в Америке беспокоился по поводу того, насколько чист полученный им доллар, то эта страна давно бы захирела и погибла. Кроме того, ты единственный, кто считает, будто в доке были наркотики. И даже если они и были, мой отец ничего не знал об этом. Почему ты не поговоришь с Бобби?
— Ты все твердишь — поговори с Бобби. А между тем еще несколько дней назад ты плевалась, как бешеная пума, когда я сказал, что собираюсь проговорить с ним.
— Да, я была тогда взбешена. Но теперь я немного успокоилась. Я больше не хочу убивать его, я просто хочу причинить ему физический ущерб.
— А как насчет того, чтобы нанести ущерб хорошему обеду?
— Я не знаю, Форрест. Позвони мне через месяц-другой.
— Мне казалось, что мы были близки.
— Да, были, но я как-то утратила к этому вкус.
Она все время держала камень за пазухой и только выжидала момента, чтобы его бросить. Я попрощался, повесил трубку и растянулся на кровати, глядя в потолок.
Если ты так тоскуешь по ком-то, что у тебя ноют кости, есть два верных средства избавиться от этого. Можно постоянно взращивать и лелеять эту боль, держать ее при себе, как подушку, и стараться найти утешение, чувствуя, как она ворочается у тебя внутри. Ты еще помнишь ее прикосновения и поцелуи, но постарайся получить наслаждение от этой боли. Но можно просто предоставить боли утихнуть самой. Не нужно никаких усилий — лежи себе и разглядывай трещины на потолке. И считай до десяти, прежде чем подумать о ней снова.
Я снял телефонную трубку и набрал номер Пэйджа. Я подумал, что, может быть, они разыскали грузовики и он подтвердит, что я ничего не выдумал.
— Да, — послышался мужской голос-тенор с выговором юго-западных штатов.
— Говорит Форрест Эверс. Могу я поговорить с Мэйтлендом Пэйджем?
— Его здесь нет.
— Когда удобнее позвонить?
— Его вообще здесь нет. Он переведен в другое место.
— Куда же? Как мне с ним связаться?
— Как, вы сказали, вас зовут?
— Эверс. Форрест Эверс. Я был вчера ночью у Пэйджа и разговаривал с ним в конференц-зале.
— А, говорили с ним? О чем же?
— Вы не подскажете, как с ним связаться?
— Мы не даем такой информации. Вы можете сказать мне.
Я повесил трубку.
Они, конечно, засекли мой звонок. У них, разумеется, есть телефон отеля «Аризона Билтмор». Пэйджу звонили сотни людей. Но они знают мое имя, где я живу, им нетрудно выйти на меня. А может, я уже совсем спятил. Небольшая порция силикагеля вызывает у меня галлюцинации.
В памяти всплывает образ Салли — вот она отбрасывает волосы с лица и, склонив голову, улыбается мне своей лукавой улыбкой.
Я позвонил Бобби.
— А, Форрест, дружище, — сказал он. — Как чувствуешь себя? И где, черт побери, ты пропадаешь? У меня много новостей — я делаю успехи. Когда мы встретимся? Какие у тебя планы? Может быть, встретимся сегодня вечером в ресторане «Дюран»?
— Значит, ты ничего не знаешь?
— О чем не знаю? Что у Папы Римского есть груди? Расскажи мне.
— Нечего особенно рассказывать, Бобби. Я назвался твоим именем, чтобы проникнуть в доки Военно-Морского флота в Сан-Диего, увидел там грузовики фирмы «Эмпайр», которые разгружали наркотики в таком количестве, что ими можно было бы засыпать до краев Голливудскую впадину.