Мне нужна была Салли, и я хотел получить обратно свою землю; но и в том и в другом случае я решительно ничего не мог поделать. Я сяду на ближайший самолет, отправляющийся в Лондон, чтобы оказаться подальше от этого рая строительного бума. Я вернусь назад к презренным коробкам Лондона, с его грязными от дождя улицами, слякотью, пачкающей ботинки, и стайками уличных ребятишек, выпрашивающих у прохожих мелочь на пропитание. И все же это гораздо более привлекательный город, чем Финикс, — возрождающийся, подобно птице Феникс, правда не из пепла, а из песка.
Салли ругает серое небо Лондона, различия между классами, ругает его стиль жизни и предубеждения. Интересно, как она отреагирует, если я вручу ей билет до Хитроу?
Я искупался, позавтракал, снова искупался и начал упаковывать свои вещи, как вдруг в комнате раздался телефонный звонок. В это время я размышлял над тем, что я, по сути дела, никогда не владел своей землей и, следовательно, не мог ее потерять. Впрочем, пусть юрист Джудит изыскивает способы вернуть мне права на землю. Я могу заложить в ипотеку оставшуюся половину участка, чтобы выплатить ей гонорар за юридические услуги. Если же я не смогу отсудить другую половину, то мне вообще не нужно ничего. Снова зазвонил телефон.
— Привет, Форрест, — раздался голос Салли.
— Я думал, ты больше не хочешь иметь со мной дела.
— Я передумала.
— Судя по голосу, у тебя что-то не ладно. — Голос у нее был хриплый и прерывистый.
— Да, мне совсем плохо. Кажется, я умираю.
— Где ты сейчас?
— У Бобби. Он чем-то опоил меня.
— Он там?
— Где-то здесь. Я, кажется, была без сознания.
— Я приеду через десять минут.
— Будь осторожен, Форрест. Он тут все говорил о тебе, что ты его заложил. Думаю, он будет не очень рад тебе.
Дом, в котором жил Бобби, был расположен на склоне Верблюжьей горы. Если бы я гнал машину как безумный, проскакивал на красный и ехал по улицам на предельной скорости, я мог бы сэкономить целую минуту, а может быть, даже и две. Но в центре города было много полицейских машин, которые увязались бы за мной. Копы любят патрулировать богатые кварталы. Там обычно ничего не происходит, зато можно сорвать хорошие штрафы. Так что появление несущегося со скоростью девяносто миль старого «бьюика» возле торгового центра «Билтмор-Плаза» внесло бы немалый элемент развлечения в скучные будни полицейских. Конечно, может быть, было бы даже неплохо привести за собой к дому Бобби целый полицейский эскорт, но я сильно сомневался в том, что меня не заберут раньше. Уж коли ты с самого начала испортил отношения с хранителями общественного порядка, то потом нелегко убедить их в том, что ты законопослушный гражданин. Итак, я ехать на скорости семьдесят пять миль между светофорами, предел — восемьдесят пять. И только иногда доводил до девяноста. В одном месте красный свет зажегся, когда я был уже на середине перекрестка. К счастью, поблизости не было полицейского.
Я въехал на подъездную дорожку у дома Бобби, остановившись напротив наружного лифта. Выключил зажигание и выскочил из машины, прежде чем она полностью остановилась. Перескакивая через ступеньки лестницы, я вбежал в кабину лифта и нажал кнопку «вверх» раз сорок, прежде чем лифт наконец начал подниматься. В обычное время это было бы даже интересно — любоваться из стеклянной кабины подъемника прекрасной панорамой города, раскинувшегося внизу у склона Верблюжьей горы. До сих пор никогда не замечал, как медленно тащится лифт, — и мысленно подстегивал его, чтобы он двигался быстрее.
Минула целая вечность, и кабина наконец остановилась. Я распахнул дверь и, перескакивая через ступеньки лестницы, выбежал на просторную террасу, а потом через открытые стеклянные двери в гостиную, где царил полный хаос.
На ковре валялись сброшенные с полок книги, у некоторых были оторваны переплеты. Кругом валялись разбитые бутылки. Торшеры были опрокинуты, абажуры растоптаны, а картины сорваны со стен. Из ванной доносились звуки льющейся из крана воды, но с этим можно было повременить. Я увидел Салли — она сидела голая на полу, опершись спиной на кушетку, на которой лежали ее голубые трусики. Рядом с ней, на ковре, был телефон со снятой трубкой. Похоже, ей было трудно сосредоточиться на чем-либо.
— Будь как дома, — сказала она. — Садись и устраивайся. — Она сделала жест рукой, приглашая меня опуститься на ковер.
— Как ты себя чувствуешь?
Она слабо улыбнулась.
— Никогда в жизни не чувствовала себя так отвратительно. — Она вдруг резко наклонилась вперед, сдерживая рвоту.