— Предположим, Джейнис, он был твоим другом, и ты знаешь не из-за того, что что-то видела, а из-за того, что слишком хорошо его знала, что это не мог быть несчастный случай. И более того, допустим, ты знаешь, кто убил его и как его убили. И у тебя есть основания считать, что и с тобой могут сделать то же самое, если ты не найдешь способ остановить убийц.
— Ты, случайно, не балуешься наркотиками или чем-нибудь в этом роде?
Лоране перегнал нас в угол бара, повернув спинами к двери. И тут он сделал этот знаменитый снимок, тот, что обошел все газеты: снимок с улицы. Мы стояли спиной к камере, видимые сквозь открытые двери напротив стойки бара, перед нами ряд наливок, а наши лица отражаются в бутылках на полках в тусклом свете. Достаточно увидеть хотя бы силуэт фигуры, чтобы догадаться, что это — Вирджиния. Она слегка повернулась вправо, в профиль видна ее знаменитая грудь, нависшая, но не висящая, вопреки силе тяготения, ее головка платиновой блондинки склонилась, чтобы продемонстрировать прическу, одна рука — на затылке, а другая как бы случайно опустилась мне на ягодицу и сжимает ее в характерной для Вирджинии манере, самым небрежным и непристойным образом. Впечатление такое, что просто два любовника решили провести ночь в Париже в сопровождении съемочной группы.
Нас сфотографировали вдвоем, садящихся в «ситроен», который со своим откинутым верхом походил не на автомобиль, а скорее на перевернутую ванну, выполненную в стиле ретро 50-х. Вирджиния прильнула ко мне, забравшись, как девочка, с ногами на сиденье. Лоране пробрался на заднее сиденье. С видеокамерой на плече он снимал, как я вел машину, подсказывал мне дорогу к Тур-д’Аржан. Вирджиния спокойно положила руку мне на колено и сказала:
— Знаешь, мне нравятся твои волосы. Что-то мальчишеское, как у древнеримских сенаторов. Как ты думаешь, Лоране, положить мне руку ему на ширинку или оставить это до ресторана?
— Снимаем оба варианта, — ответил Лоране.
— Тогда отель подождет, — сказал я.
Башня была всего в нескольких кварталах от нас, на берегу Сены, и после безразличия французов на Ансьен-Комеди здесь мы словно бы попали в другой мир. По-моему, эту толпу собрали так же, как собирают подобные скопища в наши дни: раздали прохожим бесплатно майки с портретом Вирджинии, бейсбольные кепки с той же картинкой и пообещали позволить увидеть ее воочию, а также дать купоны со скидкой на ее новый диск. Когда мы прибыли и привратник подскочил, чтобы открыть дверцу для Вирджинии, в небо взметнулись лучи прожекторов, а позади толпы над Сеной возвышался Нотр-Дам. Я думал, что все они собрались здесь ради Вирджинии, пока в промежутках между скандированием: «ВИРДЖИИН! ВИИИРДЖИИН!» — не услышал, как женщины выкрикивали «Форрей! Форрей!»
По странной ассоциации то, как они произносили «Форрест», напоминало мне те годы, когда я мотался в «Формуле-3» по всей Европе. Как-то я искал стоянку в сосновом лесу, о котором слышал ранее, на юге Франции возле Кармарга. И не мог понять, почему каждый раз, когда я спрашивал, как мне добраться до «forray des pins»[19], местные жители падали и катались на земле от хохота. Пока один из них, давясь от хохота, не объяснил мне, что я произношу «pins» по-французски так, что это звучит как «пенис». Поэтому когда я услышал крики «Форрей!», «Форрей!», «Посмотри на меня, Форрей!», — у меня в мозгу возникли ассоциации с пенисом.
Французских газет я не читал, поэтому не знал, что одна из наших фотографий с Вирджинией, снятая в Канаде, та, где она, раздвинув голые ноги, лежит подо мной, этим утром появилась в большинстве газет в разделах для объявлений размером на всю страницу. В тот момент, когда толпа окружила машину, женщины наперебой умоляли меня на французском: «Дай понюхать, Форрей! Лишь один раз!» Около Вирджинии их крутилось больше, чем возле меня, но она уже привыкла к подобной осаде. Она просто наклонила голову и ринулась к ресторану. Ко мне же со всех сторон тянулись руки, и я застрял в них, и меня больно дернули за яйца, пока я продирался сквозь толпу в ресторан, считавшийся лучшим в Париже с тех пор, как компания «Мишлен» стала присваивать звездочки. Когда я добрался наконец туда, метр слегка прикоснулся полотенцем к моему потному лицу и провел меня к лифту, где уже поджидала ухмыляющаяся Вирджиния.
— Как тебе утка, Вирджи?
Вирджиния вертела на серебряной вилке кусочек красного мяса.
— Я думаю, ничего страшного не произойдет, если я ее съем?
— Как раз этим знаменит Тур-д’Аржан — своей фаршированной уткой.
Вирджиния, удерживая кусочек утки в белых зубах, раздвинула губы в широкой улыбке, ибо на нее была наведена камера. Она умела все превращать в рекламу. Даже то, как разжевывает кусок утки.